Иеромонах Тихон (Барсуков) - Архиерей

– Ты, Павлуша, как побывал в новой епархии, совсем почти изменился и рассуждать стал как-то иначе… Я что-то не пойму тебя.

– И не поймешь, пока не переменишь своего взгляда на людей. Ведь мы как-то смотрели, ну, хотя бы вот на тех помещиков, что жили возле нашего села? Помнишь, сколько у них всякого народу было? Кучера, повара, лакеи, горничные, няньки, бонны, репетиторы, гувернеры… А жили-то как? Зимой – в город, а летом обязательно в Пятигорск или за границу, в Карлсбад ездили… Мы думали, что господам все это нужно так себе, для удовольствия, для наслаждения жизнью, ну и возмущались этим… Как, мол, им не грех наслаждаться жизнью, когда кругом народ вымирает! А на самом деле выходит, что все это господам крайне необходимо для поддержания жизни в себе, и если всего этого у них не будет, то они начнут так же помирать, как мрут крестьяне, когда у них нет куска хлеба…

– Ну, ты, кажется, заговорился, – улыбнулась матушка, – по-твоему выходит, что и модные шляпки, и театры тоже необходимы господам для поддержания своего существования?

– А то как же? Отбери у иной барыни шляпку – ведь ты вместе с этой шляпкой, может быть, весь смысл жизни у нее отобрала. То она хоть над выдумыванием модных шляпок изощряла свою мыслительную деятельность, а тут без всякой работы для своих мозгов осталась. Ну и обессмыслится окончательно. И насчет театров тоже… Уничтожь-ка сразу все эти театры, клубы, рестораны и тому подобное. Ведь господа от тоски все повешаются или сопьются, как спивается наш мужик среди зимнего безделья, от безработицы.

– Нет, я с тобой не могу согласиться. Ты что-то странное говоришь… Ты, значит, оправдываешь тех, что пользуются всеми удобствами жизни в то время, как другие голодают?

– Я, кажется, тебе ничего не говорил о том, оправдываю я их или нет. Я указываю только на факт – говорю, что Анемподист Федорович не может жить без повара, без няньки, без зельтерской, а дальше и без репетитора, без Пятигорска, без пенсии и так далее и что все это для него не роскошь, а крайняя необходимость. Заговорил же об этом, чтобы показать, что от Анемподиста Федоровича никакого служения ближнему, даже в размере двугривенного, нельзя требовать. А теперь скажу и то, что от него нельзя требовать и личного совершенствования. Чтобы человек мог совершенствоваться, для этого тоже кое-что нужно. Обыкновенно человек развивается через чтение книг. Подвижники совершенствовались, самоуглубляясь в размышления. Может ли Анемподист Федорович читать книги или размышлять? В потенции, конечно, может, а в действительности нет. Почему? Утром он встал, оделся, чаю напился и сейчас же на службу. На службе он до трех, до четырех часов. Пришел со службы, пообедал – он уже никуда не годен. Чтобы привести себя в пригодность для следующего дня, ему нужен отдых, покой, моцион, свежий воздух и так далее. Где уж тут ему книгу почитать или поразмышлять… И может случиться так, что под конец своей жизни Анемподист Федорович утратит и потенциальную способность мышления. И когда проповедник требует от Анемподиста Федоровича служения ближнему или личного совершенствования, он требует от него невозможного, а потому и проповедь остается безрезультатной. По этой же причине и на других людей проповедь не производит никакого влияния. Мы все ведь – и поучающие и поучаемые – более или менее приближаемся к положению Анемподиста Федоровича…

– Но как же быть все-таки с голодающими-то?

– С голодающими?.. А вот некоторые говорят: долой всех этих слишком дорого стоящих Анемподистов Федоровичей – пусть их умирают, а на их место поставить таких людей, которые, сидя на одном борще с кашей, могли бы делать то же самое дело. От таких будет оставаться и на голодных. Как, по-твоему, справедливо это будет?

– Пожалуй, что и справедливо, только…

– Что – только?

– Что-то тут не так… Не могу только сказать, что именно.

– Ну, так я сам тебе скажу, что именно… Дело в том, что и от тех людей, которые заменят Анемподистов Федоровичей, тоже ничего не будет оставаться голодающим. На борще с кашей они не долго посидят, а потом с роковою неизбежностью придут к положению Анемподистов Федоровичей… Все на свете ветшает, изнашивается, а содержать ветхое дороже, чем новое. Человек тоже изнашивается, и не только лично, а, так сказать, и в поколениях. От обветшавших людей родится слабое поколение, а от последнего и совсем никуда не годное, и жизнь этому последнему поколению станет дороже по той причине, по которой всякому больному жизнь обходится дороже, чем здоровому человеку. Ведь только в улье рабочая пчела – одно, а трутень – совсем особая статья. А потому там пчеловод поступает рационально, когда, желая сохранить мед, убивает трутней. А к людям этот способ применить нельзя, потому что всякий человек с течением времени неизбежно становится трутнем, а пока сделается это для всех очевидным, он успеет наплодить потомство, о котором вначале очень трудно судить, что из него потом получится – трутни или рабочие пчелы? Начнешь давить всех трутней – от человечества ничего и не останется.

– Но как же быть?

– А вот тут-то и главный смысл нашего служения: мы должны обновлять ветшающее человечество. Из больного, вечно брюзжащего, малоспособного к труду Анемподиста Федоровича сделать здорового, деятельного, жизнерадостного человека, который, поработав на службе восемь-девять часов, не чувствовал бы усталости и мог бы еще, приходя со службы, часов семь-восемь работать на себя, да притом обходиться и без моциона, и без зельтерской, а кушать борщ да кашу и чувствовать себя великолепно. Вот тогда и голодающим будет оставаться. Всем хватит.

– Так ведь для этого доктором надо быть?

– Да, где нужно, там и доктором… В Ветхом Завете священники вместе с тем были и докторами. В наше время священник может не быть доктором: на это есть специалисты, но он обязательно должен знать, когда человека к доктору послать, а когда на исповедь позвать. И вот где микстурой, где молитвой, где ножом хирурга, где проповедническим словом, а где и улучшением породы свиней священник должен освободить человека из того моря «необходимостей», в котором захлебываются люди, – предварительно, конечно, сам освободившись от него, – а потом уже, дав, значит, человеку возможность двигаться, вести его по тому бесконечному пути, о котором сказано: Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный … [31]

– А я думала, – задумчиво проговорила матушка, – что ваше дело только Богу молиться да души человеческие спасать…

– Души спасать… – грустно повторил отец Павел и вдруг весело засмеялся.

– Ты чему?

– Да так… вспомнил семинарские годы. Бывало, соберемся и спорим друг с другом: докажи да покажи существование души в человеке…