Юрий Трифонов - Единственная

Она попыталась представить что бы творил Вася в такой ситуации:никакого строя,громкие выкрики,кривлянье,рюкзак волочится по земле. Одна надежда на Александра Ивановича Муравьева -нового воспитателя Васи.Он тоже устраивает Васе и Томику рыбалки,ночевки в шалаше,походы за орехами,грибами; разведение кроликов,ежи,ужи... Главное что сделала для своих детей - нашла им хороших воспитателей,но с Васей трудно всем,иногда он просто невыносим,тайком бьет и мучает Светлану,а Иосиф в ответ на требования унять паршивца- только улыбается и предлагает мальчишке папиросу.

"О,Господи!"-она даже поморщилась и,прогоняя нерадостную картину и горькую мысль о том,что видит в своих детях только дурное,поднялась со скамьи. Тотчас подошёл дежурный по перрону и сказал,что пора садиться в вагон. Поезд отправится через столько-то минут,с числительными у неё всегда были трудности.

Промелькнули какие-то домики,сады,полные золотых и лиловых плодов,и за окнами встал,пронизанный дымными лучами,лес,Она приникла к окну. Паровозик,тревожно вскрикивая карабкался в гору. Ветки орешника вскакивали на ходу в открытое окно и тут же выпрыгивали.

И так же весело выпрыгнула из головы боль,выпрыгнула прямо в окно и покатилась под откос в быструю неширокую речку. За речкой нежно круглились холмы - совсем как в Кахетии.

Надежда высунулась из окна почти до пояса и крикнула вслед боли "Э-ге-гей!" В вагоне она была одна. паровозик ответил ей коротким посвистом. Он.очевидно,принял её крик за одобрение и прибавил ходу. Он явно нерничал,этот маленький паровозик,взобравшись так высоко. Но деваться было некуда - только вверх,и он,посвистывая,скрипя какими-то железными колодками,вполз в тоннель,которого.конечно,боялся, На несколько минут стало темно. Идеальная темнота. Надежда дотронулась ладонью до лба,щёк,глаз и засмеялась.

Такое же чувство беспредельной свободы и беспредельного счастья она испытала двенадцать лет назад и тоже в поезде. Но только тогда был не тоннель,а бесконечный гремящий мост над Волгой. Ей было семнадцать,она ехала на Гражданскую войну,стояла у открытого окна,смеялась,пела,кричала,и никто ничего не слышал:всё заглушал грохот моста. И было чудо:она услышала тихое "Татька!Моя Таточка!" Иосиф стоял рядом. Захотелось повиснуть на шее,завизжать от счастья,ощутить его руки. Они были разными -его руки:правая -сильная и смелая,левая - нежная и робкая. Она больше любила правую,но скрывая это,целовала всегда левую. Потом он как-то укорил её своим унижением,ведь левая была суховата и чуть короче. Он никогда не понимал её,потому что в любом поступке,в любом движении души видел дурное. Впрочем,это относилось ко всем,даже к матери. Там не без основания подозревалась великая гордыня. Исключения? Пожалуй Вячеслав Михайлович и этот ,что приползает время от времени из Грузии,этот мингрел с жабьим ртом - Берия.

А тогда в том бесшабашном поезде они любили друг-друга,любили очень сильно,и она старалась не вспоминать несчастное лицо отца на перроне и истерический шопот матери:"Какая же ты дура! Ты ещё пожалеешь много,много раз!"

Любимое пророчество.

Конец ноября,семнадцатый год,улицы перестали убирать и - невероятная грязь,мессиво грязного снега. Когда вышла из клиники Вилье,дорогу преградила процессия - красные и черные флаги -похороны .Подумалось дикое:надо прибавить ещё одну безвинную,никому не ведомую жертву.....

Шестнадцать лет и первая взрослая тайна,первая взрослая ложь. Иосиф днями и ночами пропадает то в типографии,то в Таврическом, Они встречаются на квартире её подруги богатая буржуазная квартира,хозяева уехали в Финляндию.переждать "беспорядки",ей поручили огромного сонного кота Арсения и два фикуса. Девятая Рождественская,а они жили на Десятой. Он вызывал её к телефону,что был внизу у швейцара,и она мчалась стремглав. И вдруг всё кончилось:ни звонков,ни неожиданных ночных приходов в их дом. В ЕГО комнате,которую она так любовно прибирала и украшала живёт Владимир Ильич. Но это раньше - летом,а тогда в ноябре она закрывала лицо от оплеух тоненькой книжечкой в красном переплёте:томик Брет Гарта - "Библиотека современного романа". "Пионер Запада" на немецком, издательство Энгельборна. Это были чудные книжки с изящнейшим готическим шрифтом. Их покупал для неё на Литейном Фёдор.

Мать била вроде бы за то,что запропастилась куда-то на целый день,будто не она отдала её четырёхлетнюю полузнакомым людям почти на год,будто не бросала их одних и в пятнадцатом ,и в шестнадцатом. Но ей тогда было всё равно и даже не стыдно перед прислугой Паней.

Вот и первая станция. Аккуратное солидное здание вокзала.На фронтоне портрет Массарика в неизменных пенсне и конфедератке.Маленькая девочка в клетчатом платьице с фартучком,с плетёной корзинкой в тонкой ручке - ну точь в точь Красная Шапочка,машет кому-то,кондуктор подсаживает её на ступеньку.

"Кому же она машет? Никого не видно. Наверное,вон в тех кустах волк,пришел проводить,ему она и машет. Красная Шапочка теперь ты моя навсегда,потому что мне даже некому рассказать о тебе. Ведь я в бегах.Как тогда в марте двадцать первого.Опять март.Та же сладость свободы,Поеду куда захочу и когда захочу.....Надо вырваться из мышеловки......Сойти на любой станции,забыть всех и всё....Дети..... Их всё равно искалечат с ней или без неё...Васю она не хотела....Он родился в марте двадцать первого.... В том марте она была совсем одна,Женя с Павлом,кажется,в Туркестане,Фёдор- в больнице.

Никто в роддоме не знал кто она . Одинокая женщина с нежным,будто фарфоровым лицом и очень черными блестящими бровями.Длинная тонкая шея,мягкие тёмные глаза.То ли грузинка,то ли цыганка,-вобщем нездешняя птица,залетевшая неведомо откуда в заурядный роддом на Солянке.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Впервые в жизни она не знала чем занять время.

Вот сейчас - ожидание. Ожидание приема у знаменитого доктора

Менцеля.Он должен помочь. Пройдут невыносимые головные боли,пройдёт тоска,исчезнут изматывающие,наслаивающиеся друг на друга картины прошлого и эти странные видения. Да с какой стати! Что он может знать о ней? Как может понять её? Что у неё общего с его обычными пациентами? Вот сидят на соседней лавочке и молотят свою солому. У женщин фальшиво-ласковые интонации,у мужчин - нарочито мужественные. Если не вникать в смысл,-покажется,что говорят о чем-то необычайно важном и даже таинственном. А на самом деле - о деньгах,о завтраке ,о качестве ветчины ,о процедурах.

Но эта площадь - прекрасна. Она -как камень в изящной оправе белых и кремовых домов. Старые камни Европы. Будут меняться столетья,её не станет,а площадь останется неизменной и неизменными разговоры о ветчине и процедурах. Прекрасная,полная комфорта жизнь. Что общего между этой жизнью и теми бесконечными конвульсиями в которых бьётся её страна уже тринадцать лет?