Ольга Туманова - Будни

- Обязательно занимайтесь, не запускайте учебу, - говорит Левчук. - Есть необходимость - выкраивайте часок и занимайтесь здесь, у меня, чтобы телефон не мешал. И обязательно готовьтесь дальше, в институт.

Левчук хочет, чтобы я росла. Пришла в отел девчонкой со школьной скамьи и доросла бы до дипломированного специалиста.

- Хорошо, - говорю я. - Спасибо.

Левчук сидит весь день в своем тихом кабинетике и не видит лихорадки нашего отдела. Он и вправду считает, что я могу найти этот "часок". Вот и мама обижается, что я никогда в магазин не сбегаю, ничего домой не привезу. "Ведь в самом центре работаешь".

Родионова уже в пальто, ждет письмо.

Звонит телефон. Я поворачиваюсь к телефону, потом машу на него рукой и убегаю за почтой. С охапкой почты захожу за пропусками. Потом спускаюсь в подвал, в переплетную.

- Как же ты одна потащишь такую тяжесть, - вздыхает переплетчица.

- Надо б кого-нибудь из мужчин попросить.

- Ничего, - говорю, - дотащу. Какие уж у нас мужчины.

Я сваливаю на свой стол бумажную груду и, не снимая трубку звенящих телефонов и не слушая со всех сторон спешащих ко мне сотрудников, убегаю в машбюро. Письмо Резника готово, не письмо - целая статья на шести листах.

Я возвращаюсь в отдел, сажусь за стол и вытягиваю ноги, они болят. Я забыла снять сапоги. Я стягиваю сапоги, разминаю пальцы.

Звонит местный телефон:

- Карапетяна.

Я морщусь всегда от подобной лаконичности, мне так и хочется спросить: подать на блюдечке с голубой каемочкой? Или - что сделать с ним?

Карапетяна за столом нет. И вообще, в комнате, кроме меня, нет никого. А я и не заметила. Я смотрю на часы: уже десять минут, как идет наш сорокаминутный обед.

- Карапетян обедает.

- Это говорят от Наумова!

Право же, даже если позвонят из приемной Совета Министров, вряд ли Карапетян окажется в тот же миг передо мной с тарелкой борща в руке и салфеткой на груди.

- Я ничем не могу вам помочь. Карапетяна нет на месте. Он обедает.

Часа через два Карапетян удивленно скажет мне, что он не ожидал, что такая милая девушка, как я, могла грубить женщине, которая в два раза старше меня. И к тому же секретарь самого Наумова!

Но это будет через два часа. А сейчас я беру пропуск и бегу в столовую. Если я не успею уйти из столовой до конца времени, отведенного нашему отделу, меня отметит в черном списке табельщица.

В столовой шумная зигзагообразная очередь. Я примериваюсь к ее размерам. Нет, пообедать я не успеваю. И от шума у меня уже побаливает голова.

В другом конце огромного, на весь этаж, зала буфет. В буфете - минеральная вода, коржики, вафли и шоколад. Иногда бывают пирожки, еще реже - бутерброды, но здесь тихо и нет очереди. Я пью минеральную воду, жую коржик.

Все наши толпятся в коридоре: отдел проветривают, в открытые форточки клубится морозный пар. До конца обеда десять минут. Ко мне подходит Казанцева.

- Наталья, там по телефону что-то спрашивают.

- Нина Львовна, у меня обед, во-первых. И открыты форточки, во-вторых.

- Но там же телефон.

Иду к телефону. Тут же начинает дребезжать второй аппарат. Для меня обед закончился.

- Это срочно отпечатать.

- Наталья, это в дело.

- Наташенька, отправь письмо.

- Наталья Георгиевна, а где же пропуска?

И, не переставая, звонит телефон. И все не Сережа. Вечером опять спросит: "И с кем это ты болтаешь целый день? Никогда до тебя не дозвонишься". Хорошо хоть, что мы учимся вместе.

Львовский молча открывает шкаф и берет половину бумаги, что выписана на месяц на двадцать пять человек.

- А надо выписывать, как положено.

- Лимит утверждаю не я, а плановый отдел.

Приходит Виктор из соседнего отдела. Странный отдел: маленькая тихая комната. Как ни загляну к ним, девочки читают "Юность" и занимаются математикой. Пьют кофе. Каждый день приходят ко мне за карандашами, копиркой, клеем, бланками. Но никогда не дадут свою машинку, если моя сломается. И ни разу чашку кофе не предложили. Нет, совсем не в том дело, что мне хочется выпить чужой кофе, я вообще люблю не кофе, а чай, но... обидно все-таки. И не понятно, как так у них получается: брать и ничего не давать.

Виктор переступает с ноги на ногу, опускает голову на плечо:

- Ты не могла бы нам сейчас отпечатать?

Вообще, я редко отказываю. Нет, я отказываюсь, но губы еще говорят, что мне некогда, что я не буду, а руки уже начинают делать. Но до конца работы три часа. А у меня и почта не вся зарегистрирована, и письма не отправлены. Вот стопка дел, которые надо подшить. И по сорока двум телефонам я должна сообщить об отмене архитектурно-технического совета. Вчера я ушла на час позже, когда я уйду сегодня - не знаю, но почта до завтра не может лежать у меня в столе. Значит, опять я не успеваю на первый час в техникум. Ну, никак не могу помочь.

Я регистрирую почту. Надо сосредоточиться и записывать в журнал основной смысл каждого письма.

Ко мне вновь подходить Виктор и говорит, ехидно улыбаясь, что меня вызывает Левчук. Снова бросаю почту в стол, иду к Левчуку.

- Наташа, вот тут ребята бьют челом, помочь им надо.

И тут во мне что-то срывается с тормозов. И я больше не хочу быть милой, доброй, интеллигентной.

- Виктор! - поворачиваюсь я к Виктору и говорю громко, ну, неприлично громко, почти кричу. - Виктор! Я ничего для тебя делать не буду (Надо бы сказать: я не могу, с радостью бы, да... Но я говорю: не буду!). Как ты мог! Я тебе всегда помогала. Я ни разу не отказала. А сегодня я никак не могу. Я тебе объяснила. Ты решил меня заставить? Обошел меня? Через Левчука? Не выйдет!

Я поворачиваюсь к Левчуку:

- Почему я должна печатать другому отделу?

- Мы никому ничего не должны. Но надо помочь, - медленно и тихо говорит Левчук.

Конечно, быть добрым за чужой счет выгодно и не трудно, - хочу сказать я Левчуку. И еще хочу сказать, что он мне отвратителен, потому что... И как я могла думать про него, что он... - Но сбоку стола Левчука сидит стенографистка, в дверях остановился Горностаев, и Виктор здесь - и я молчу. Все-таки, я уважаю Левчука.

- Не могу ничем помочь, - заявляю я. - У меня много своей работы.

- Чем же вы сейчас заняты?! - удивляется Левчук.

Объяснять ему про телефоны? Про бумажки, неотправленные, неотпечатанные, неподшитые, нерасписанные? Или удивиться, за что он зарплату получает, как начальник отдела, когда понятия не имеет ни малейшего, чем в отделе заняты сотрудники весь день? Почему в отделе все так неорганизованно? Все бегают, нервничают, ссорятся, мешают друг другу и никто ничего не успевает сделать во время. И я ничего не успеваю делать вовремя, только верчусь вокруг стола и телефонов.

- Почтой, - отвечаю я Левчуку и поворачиваюсь к Виктору.

- А тебе я больше никогда помогать не буду. Никогда не прощу, что ты пошел жаловаться Левчуку.