Иван Тургенев - Затишье

В одном из двух маленьких домиков жил сам Михаил Нико-лаич; в другом жила его мать, дряхлая старуха лет семидесяти. Взъехавши на плотину, Владимир Сергеич не знал, к какому дому направиться. Он оглянулся - дворовый мальчик удил рыбу, стоя босиком на полусгнившей коряге. Владимир Сергеич окликнул его.

- Да вам к кому, к старой барыне аль к барчуку? - возразил мальчик, не сводя глаз с поплавка.

- К какой барыне? - ответил Владимир Сергеич.- Я к Михаилу Николаичу.

- А! к барчуку? Ну так ступайте направо.

И мальчик дернул удочкой и вытащил из неподвижной воды небольшого серебристого карася. Владимир Сергеич отправился направо.

Михаил Николаич играл в шашки со Складной Душою, когда ему доложили о приезде Владимира Сергеича. Он очень обрадовался, вскочил с кресел, выбежал в переднюю и в передней трижды с ним облобызался.

- Вы меня застаете с моим неизменным приятелем, Владимир Сергеич,заговорил словоохотливый старичок,- с Иваном Ильичом, который, скажу мимоходом, совершенно очарован-вашей обходительностью. (Иван Ильич молча глянул в угол.) Он был так добр, остался со мной в шашки играть, а мои все пошли в сад гулять, но я сейчас за ними пошлю...

- Да зачем же беспокоить... - начал было Владимир Сергеич.

- Какое беспокойство, помилосердуйте. Эй, Ванька, сбегай за барышнями скорей... скажи, гость, мол, пожаловал. А каково вам здешняя местность нравится, ведь недурна, не правда ли? Кабурдин стихи на нее сочинил. "Ипатовка, приют любезный", так начинается,- дальше тоже хорошо, только не все помню. Сад велик, вот беда, не по средствам. А эти два дома, столь между собой схожие, как вы изволили, может быть, заметить, были построены двумя братьями, отцом моим Николаем и дядей Сергеем;

они же и сад развели, друзья были примерные... Дамон и... вот тебе на! забыл, как другого звали...

- Пифион,- заметил Иван Ильич.

- Полно, так ли? Ну все равно. (Дома старик говорил гораздо развязнее, чем в гостях.) Вам, Владимир Сергеич, вероятно, небезызвестно, что я вдовец, лишился жены; старшие детки в казенных заведениях, а со мной только две меньшеньких, да свояченица живет, женина сестра, вот вы ее сейчас увидите. Да что ж это я вас ничем не потчую. Иван Ильич, распорядись, братец, насчет закуски... какую вы водку предпочитать изволите?

- Я до обеда ничего не пью.

- Помилуйте, как это можно! А впрочем, как вам будет угодно. Гостю воля, гостю честь. Ведь здесь у нас по простоте. Здесь у нас, осмелюсь так выразиться, не то чтобы захолустье, а затишье, право, затишье, уединенный уголок - вот что! Но что же вы не сядете?

Владимир Сергеич сел, не выпуская из рук шляпы.

- Позвольте вас облегчить,- проговорил Ипатов и, деликатно отняв у него шляпу, отнес ее в угол, потом возвратился, с ласковой улыбкой посмотрел гостю в глаза и, не зная, что бы такое сказать ему приятное, спросил его самым радушным образом, любит ли он играть в шашки?

- Я плохо играю во все игры,- ответил Владимир Сергеич.

- И это с вашей стороны прекрасно,- возразил Ипатов,- но шашки это не игра, а скорее забава, препровождение праздного времени; не так ли, Иван Ильич?

Иван Ильич взглянул на Ипатова равнодушным взглядом, словно думая про себя: "А черт их знает - игра ли она или забава", но погодя немного он промолвил:

- Да; шашки - ничего.

- Вот, говорят, шахматы другое дело,- продолжал Ипатов,- говорят, это игра претрудная. Но по-моему...а, да вот и мои идут! - перебил он сам себя, взглянув в полурастворенную стеклянную дверь, выходившую в сад.

-Владимир Сергеич встал, обернулся и увидал сперва двух девочек лет около десяти, в розовых ситцевых платьицах и больших шляпах, проворно взбегавших по ступеням террасы; вскоре за ними появилась девушка лет двадцати, высокого роста, полная и стройная, в темном платье. Все они вошли в комнату, девочки чинно присели перед гостем.

- Вот-с, рекомендую,- проговорил хозяин,- мои дочки-с. Эту вот Катей зовут-с, а эту Настей, а эта вот моя свояченица, Марья Павловна, о которой я уже имел удовольствие вам говорить. Прошу любить да жаловать.

Владимир Сергеич поклонился Марье Павловне; она ответила ему едва заметным наклонением головы.

Марья Павловна держала в руке большой раскрытый нож;

ее густые русые волосы слегка растрепались, небольшой зеленый листок запутался в них, коса выбилась из-под гребня, смуглое лицо зарумянилось, и красные губы раскрылись; платье казалось измятым. Она дышала быстро; глаза ее блестели; видно было, что она работала в саду. Она тотчас же вышла из комнаты, девочки побежали за ней.

- Туалет-с немножко в порядок привести,- заметил старик, обращаясь к Владимиру Сергеичу,- без этого нельзя-с.

Владимир Сергеич осклабился ему в ответ и слегка задумался. Марья Павловна его поразила. Давно не видывал он такой прямо русской степной красоты. Она скоро вернулась, села на диван и осталась неподвижной. Волосы свои она убрала, но платья не переменила, не надела даже манжеток. Черты ее лица выражали не то чтобы гордость, а суровость, почти грубость; лоб ее был широк и низок, нос короток и прям; ленивая и медленная усмешка изредка кривила ее губы; презрительно хмурились ее прямые брови. Она почти постоянно держала свои большие темные глаза опущенными. "Я знаю,- казалось, говорило ее неприветное молодое лицо,- я знаю, что вы все на меня смотрите, ну смотрите, надоели!" Когда же она поднимала свои глаза, в них было что-то дикое, красивое и тупое, напоминавшее взор лани. Сложена она была великолепно. Классический поэт сравнил бы ее с Церерой или Юноной.

- Что вы делали в саду? - спросил ее Ипатов, желавший вовлечь ее в разговор.

- Сухие сучья резали и копали гряды,- отвечала она голосом несколько низким, но приятным и звучным.

- И что ж, вы устали?

- Дети устали; я нет.

- Я знаю,- возразил с улыбкой старик,- ты у меня настоящая Бобелина! А у бабушки были?

- Были; она почивает.

- Вы любите цветы? - спросил ее Владимир Сергеич.

- Люблю. .

- Отчего ты шляпы не надеваешь, когда выходишь? - заметил ей Ипатов,посмотри, как ты раскраснелась и загорела.

Она молча провела рукой по лицу. Руки у ней были невелики, но немного широки и довольно красны. Она не носила перчаток.

- И садоводство вы любите? - опять спросил ее Владимир Сергеич.

- Да.

Владимир Сергеич принялся рассказывать, какой у него в соседстве прекрасный сад у богатого помещика Н *.

- Главный садовник, немец, одного жалованья получает две тысячи рублей серебром,-сказал он между прочим.

- А как зовут этого садовника? - спросил вдруг Иван Ильич.

- Не помню, кажется Мейер или Миллер. А вам на что?

- Так-с,- ответил Иван Ильич.- Фамилию узнать. Владимир Сергеич продолжал свой рассказ. Девочки, дочери

Михаила Николаича, вошли, тихонько сели и тихонько стали