Константин Вагинов - Козлиная песнь

скажет потом одна поэтесса, но он твердо знает, что никогда старое солнце не засветит, что дважды невозможно войти в один и тот же поток, что начинается новый круг над двухтысячелетним кругом, он бежит все глубже и глубже в старый, двухтысячелетний круг. Он пробегает последний век гуманизма и дилетантизма, век пасторалей и Трианона, век философии и критицизма и по итальянским садам, среди фейерверков и сладостных латино-итальянских панегириков, вбегает во дворец Лоренцо Великолепного. Его приветствуют там, как приветствуют давно отсутствовавших любимых друзей.

- Как ваши занятия там, наверху? - спрашивают его.

Он молчит, бледнеет и исчезает. И уже видит себя. стоящим в рваных сапогах, нечесаным и безумным перед туманным высоким трибуналом. "Страшный суд", думает он. - Что делал ты там, на земле? - поднимается Данте. - Не обижал ли ты вдов и сирот?

- Я не обижал, но я породил автора, - отвечает он тихим голосом, - я растлил его душу и заменил смехом.

- Не моим ли смехом, - подымается Гоголь, - сквозь слезы?

- Не твоим смехом, -еще тише, опустив глаза, отвечает неизвестный поэт.

- Может быть, моим смехом? - подымается Ювенал.

- Увы, не твоим смехом. Я позволил автору погрузить в море жизни нас и над нами посмеяться.

И качает головой Гораций и что-то шепчет на ухо Персию. И все становятся серьезными и страшно печальными.

- А очень мучились вы?

- Очень мучились, - отвечает неизвестный поэт.

- И ты позволил автору посмеяться над вами?

- Нет тебе места среди нас, несмотря на все твое искусство, - поднимается Дант.

Падает неизвестный поэт. Подымают его привратники и бросают в ужасный город. Как тихо идет он по улице! Нечего делать ему больше в мире. Садится за столик в ночном кафе. Подымается Тептелкин по лесенке, подходит.

- Не стоит горевать, - говорит он. - Мы все несчастны в этом мире. Ведь я тоже думал донести огонек возрождения, а ведь вот что получается.

Снова неизвестный поэт в комнате.

- Вы стремитесь к бессмысленному искусству. Искусство требует обратного. Оно требует осмысления бессмыслицы. Человек со всех сторон окружен бессмыслицей. Вы написали некое сочетание слов, бессмысленный набор слов, упорядоченный ритмовкой, вы должны вглядеться, вчувствоваться в этот набор слов; не проскользнуло ли в нем новое сознание мира, новая форма окружающего, ибо каждая эпоха обладает ей одной свойственной формой или сознанием окружающего.

- На примере, конкретно! - закричали присутствующие.

"Надо попроще, - подумал он, - надо попроще".

- Окна комодов, деревья садов... что это значит? - спросил он.

- Ничего, - закричали с постелей, - это бессмыслица!

- Нет, - ощупывая листки в кармане, сказал он. - Всмотритесь в комод.

- У комодов нет окон, - закричали с постелей, - у домов - окна!

- Хорошо, - улыбнулся неизвестный поэт. - Значит, дома - комоды. А что в садах деревья - согласны?

- Согласны, - ответили присутствующие. - Получается: в домах-комодах живут люди, подобно тому как деревья растут в садах.

- Не понимаем! - закричали присутствующие. - Вот импровизация!

- Вот что значит, - сказал неизвестный поэт, - окна комодов, деревья садов.

- Вот штука-то, - процедили люди на постелях, когда неизвестный поэт исчез.

- Дашка, чай не нужен.

- А сволочь, какие стихи пишет, - нахмурился человек в пенсне. - Заумные и вмнсте с тем незаумные. Поди его разбери.

Гомперцкий пошел на кухню, сел обратился к Даше:

- Яичницу поставь.

Стал барабанить пальцами по стеклу.

- Я человек интеллигентный, неврастеник, ты меня больше чем, - он указал на дверь, - любить должна. Я учился, я рафинированный субъект, а они что темнота. Ой, тру-ла-ла, ой, тру-дала... - запел он.

- А ведь, в общем, мы твой гарем, Дашка; ты у нас - падишах. - Он подошел к ней.

- Эх, отстань, - оттолкнула она его, - яичница пригорит.

Глава XVI ВЕЧЕР СТАРИННОЙ МУЗЫКИ

Переехав с дачи в город, снова Тептелкин давал бесплатные уроки египетского, греческого, латинского, итальянского, французского, испанского, португальского языков; надо было поддержать падающую культуру.

Вот и сегодня, в этот ясный, осенний день, в своей комнате, на фоне семейных фотографий, сидел он над египетской сказкой о потерпевшем кораблекрушение. Разбирал иероглифы, выписывал слова на отдельные листки. Себаид - поручение Мер - начальник города Нефер - прекрасный

И смотря в пространство, он слышал, как изображенные птицы поют, как проносятся разукрашенные лодки, как пальмы качаются. И вставал прекрасный образ Изиды, а затем последней царицы.

А во дворе, под окнами, пионеры играли в пятнашки, в жмурки, иные ковыряли в носу, как самые настоящие дети, и время от времени пели: мы новый мир построим

или поедем на моря.

А по каналам, по рекам, перерезающим город, сидели в лодках совбарышни, а за ними ухажер в кожаной куртке играл на гармонике, или на балалайке, или на гитаре.

И при виде их такое уныние овладевало петербургскими безумцами, что они бесслезно плакали, поднимали плечи, сжимали пальцы.

А поэт Троицын, возвращаясь после виденного в свою каморку, ложился на постель, повертывался к стене и вздрагивал, как бы от холода.

А Екатерина Ивановна, в своей нетопленной комнате, ходила со свертком на руках! боже мой, как ей хотелось иметь от Александра Петровича ребенка, и вспоминала, как Александр Петрович подымался вместе с ней по уставленной зеркалами и кадками с деревьями лестнице и делал ей предложение и она ввела его в свою розовую, совсем розовую комнату. Как он читал ей стихи до глубокой ночи и как они потом сидели в светлой столовой. Вспомнила - скатерть была цветная и салфеточки были цветные. И отца вспомнила, видного чиновника одного из министерств. И мать, затянутую и натянутую. И лакея Григория в новой тужурке и белых перчатках.

И Ковалев, при виде лодок, вдруг старел душой и с ужасом вокруг осматривался и чувствовал, что время бежит, бежит, а он все еще не начал жить, и в нем что-то начинало кричать, что он больше не корнет, что он никогда не сядет на лошадь, не будет ездить по круговой верховой дорожке в Летнем саду, не будет отдавать честь, не будет раскланиваться с нарядными барышнями.

Тептелкин выписал кучу слов. Справился в египетской, на немецком языке, грамматике, разобрался во временах.

Все было готово, а ученик не приходил. Прошел час, другой. Тептелкин подошел к стене.

"Скоро шесть часов. Еще не скоро придет Марья Петровна. Сегодня мы пойдем к Константину Петровичу Ротикову слушать старинную музыку", - подумал он с удовольствием.

Часы в комнате квартирной хозяйки пробили шесть часов, затем половину седьмого.

В комнате Сладкопевцевой сидели четыре ухажера, пили чай с блюдечек, блюдечки были все разные. Говорили о теории относительности, и, незаметно, то один под столом нажимал на ножку Сладкопевцевой, то другой. Иногда падала ложка или подымался с пола платок - и рука схватывала коленко Евдокии Ивановны.