Александр Вельтман - Романы

Боясь присутствия при короле взросших уже и образованных сыновей его Бориса и Романа, комис умел устроить так, что при вступлении на престол константинопольский Никифора они остались заложниками условий возобновленного мира. Едва мир был утвержден, как он уже изыскивал средства нарушить его. По условию, Болгары обязаны были не пропускать Торков, или Угров паннонийских, через Дунай и свои земли, делать набеги на греческие области; но Угры свободно проходили на разбой. Никифор напоминал об условиях; наконец стал грозить:

– Вот, краль Петр, – сказал комис, – до чего мы дожили! нам велят стоять на страже по границам греческим; да беречь их!

– Кто велит? – спросил горделиво Петр, которого самолюбие легко затрогивалось.

– Кир Никифор велит; что ж делать, придется выгнать весь народ на Дунай, на сторожу, чтоб не пробралась где шайка Угров да не прошла в Грецию и не ограбила какую-нибудь деревню: за всякую собаку, которая перебежит через нашу землю и укусит Грека, мы обязаны отвечать киру Никифору…

– Я? Буду ему отвечать? – вскричал Петр.

– Будешь, если обязался.

– Старик Георгий, на голову твою выпал снег и, верно, кровь остыла в жилах!

– Нет, не остыла; если б моя воля, давно бы очистил я Загорье от Греков, не стал бы с ними ни родниться, ни брататься; знаю я их: дождь по капле падает, да хуже моря топит.

– В первый раз говоришь ты мне такие речи, – сказал Петр.

– Нрав твой склонен к миру, и воля твоя клонилась к миру; а воле твоей королевской противиться я не мог.

– Союз с Греками служил нам в пользу.

– Да, угладили они нам путь к гибели. По воле своей ты сроднился с кесарями; по воле покойной королевы дети твои в Царьграде…

– Так что ж? – перервал сердито Петр.

– Ничего еще, они жили у родных; при Романе им было хорошо; а при правителе стратиоте [339] Стратиотами в Византии назывались крестьяне, за владение неотчуждаемым земельным наделом обязанные военной службой. В X в. из них формировалась тяжелая, закованная в латы кавалерия катафрактов. Зажиточные крестьяне, свободные от всех государственных налогов, кроме поземельного, дали империи немало видных государственных деятелей. – А. Б. Никифоре и наследникам Романовым стало плохо. Да не о том дело: стратиот Никифор теперь муж Феофании, вдовствующей василиссы, правит царством [340] Никифор II Фока – византийский император (963–969), из знатного малоазиатского рода, проводил политику, отражающую интересы стратиотов. Военная реформа Фоки признала катафрактов основной силой армии, с которой император вел победоносные войны с арабами. В 966 г. Никифор начал войну с Болгарией, которую, судя по византийским хронистам, люто ненавидел. Убит в результате заговора Иоанна Цимисхия у себя во дворце. – А. Б. и требует от нас покорности воле своей…

– Этого никогда не будет! – вскричал Петр.

– Вижу теперь сына Симеонова: на угрозы отвечает грозою! – сказал хитрый комис и, пользуясь необдуманным гневом Петра, немедленно отправил посла греческого с отказом наотрез: «Болгария не область греческая, стережет свои границы, а чужих стеречь не будет».

– Эти варвары глупы, не знают собственных выгод, с ними дружбы не сведешь, – сказал Никифор известному уже нам калокиру, который по соглашению с комисом служил при дворе цареградском, употреблялся при сношениях с Болгарией и двоил душу как слуга императора и друг комиса.

– О, деспотос, – сказал он Никифору, – вместе с ответом Петра на твои требования пришли и ко мне вести из Болгарии: недобрые вести. Благо мое в твоих руках, и я не изменю пользам твоим.

– Говори мне эти вести, – сказал Никифор.

– Я истинно знаю, – продолжал калокир, – что король Петр заключил дружбу с Аварами Паннонийскими [341] Аварийский каганат с центром в Паннонии был окончательно разгромлен в VIII в., а сами авары (древнерусские обры) растворились в массе других племен; отсюда пословица «Повести временных лет»: «погибоша, аки обри». Здесь Вельтман имеет в виду угров – венгров. – А. Б. и с Сербами, чтоб внезапно напасть на Грецию. Думаю, что это делается по чьему-нибудь внушению…

– Ты смутил душу мою, – сказал Никифор, задумавшись. – Подозрения твои справедливы, у меня есть враги… Ну, пусть перейдет Петр горы, я выйду к нему навстречу; а вместо знамен сариссофоры [342] Копьеносцы, тяжеловооруженные пехотинцы, составлявшие фалангу (от «сариссы» – длинного копья). – А. Б. понесут перед моими полками на копьях Бориса и Романа! Пусть посмотрит он, как хламиды их будут развеваться в воздухе!

– О, деспотос! – сказал калокир, усмехаясь. – Этого-то и добивается дядя короля Петра и мой друг. Кому же наследовать престол, как не ему или не его сыну, когда королевский род прекратится.

– Для меня все демоны равны; а во всяком случае надо покуда оградить границы от Болгар не хартиями, а оружием. Теперь все силы мои в Азии, нанять некого, Фаранги [343] Здесь: франки, служившие наемниками. – А. Б. служат у пап да в войске императора Западного.

– А Руссы? с Руссами предстоит тебе союз славный. Дозволь мне ехать в Русь, отвезти дары к великому жупану Киовии и вызвать его воевать Булгарию.

– Сан патриция, если исполнишь это удачно и мне по сердцу; земли в Херсонисе Таврическом во владение.

Калокир поцеловал полу порфиры [344] Багряница, пурпурная царская одежда. – А. Б. Никифора и вскоре отправился в Русь.

А между тем в Преславе комис строил новые ковы. Старший сын его, Самуил, страстно был влюблен в королевну Райну. Он как будто угадал желание отца своего, который давно обдумывал этот союз, как надежное звено для своих замыслов.

После смерти королевы Марии по его избранию приставлена была к Райне в мамы старая Тулла. Посредством ее думал он действовать на душу королевны и поджечь юное сердце, в котором не загоралась еще заря любви.

Когда комис назначил приступить решительнее к делу, Тулла, как морская черепаха, поднялась на задние лапы, вытулила из костей сухощавую голову, вытаращила глаза и, вооружась костылем, стала ухаживать за Райной, обаять ее всеми таинственными наговорами любви и распалять воображение девушки, чтоб заманить ее голубиную душу в сети и сдать с рук на руки Самуилу. Она ворожила и гадала ей про суженого, описывала Самуила с головы до ног.

– Черновлас, велеок, полнома очима, чернома зеницама, взнесенома бровма, луконос, смагл, надрумян, телом на четверти, коротоший, посмедающь усом, доброрек, борз и храбр… Вот каков твой суженой, королевна.

– Какой нелепой, точно как Самуил, – отвечала со смехом Райна.

– Дитя, дитя! что выходит на долю твою, то сбудется; смотри, если не сбудется, от предреченья не уйдешь. Теперь кажется тебе, что не нравится, а как само сердце загадает, душа запросит любви, и будет тебе сниться все он да он.