Александр Вельтман - Романы

Ясный месяц идет по небу над Волховом, заглянул в окно и спрятался в тучку, зарделся и снова из тучки поглядывает с завистью на терем высокий.

И хлынули чьи-то горькие слезы, всхлипнули чьи-то тихие жалобы…

Поднялось прозорье [304] Рассвет. , красное солнце выкатилось из-за Болотова поля, сыплет лучи в красное теремное окно. Лежит на кровати девица… спит, красная, зарей разрумянилась, грудь волною колышется.

Дал бы бог кому в жизни все радости, наделил бы кого золотыми горами, умом и разумом, честью и славою, – все бы отдал он за красную девицу; а кто видел ее, тот смотри в глаза солнцу, не бойся, нет ничего на небе, только черное пятно катится от востока к западу.

А кто слышал ее сладкие речи, тот запоем пил пьяный мед, голова кружится, а земля под ним ходуном идет.

Встала утренняя заря, пробудилась и красная девица, вздохнула и задумалась.

А Князь Владимир ждет в стольной палате гостя своего.

Выходит гость, весь в доспехи окован, решетка шлемная опущена; велит он приспешнику седлать коня своего.

– Прощай, – говорит, – прощай Князь Владимир, угостил ты меня! долго не забуду твоего хмельного вина! упоил ты меня горьким стыдом да раскаяньем!

– Останься! – молит его Владимир. – Смилят ли тебя мои речи и просьбы, Царь-Царевич!

Царь-Царевич не внимает Владимиру.

Целует своего любовного, белого коня в ясные очи, вскочил на него и помчался перегонять ветры в чистом поле. Скачет приспешник за ним.

В чистом поле приподнял Царь-Царевич решетку шлейную, глубоко вздохнул; а слезы, как быстрина речная, текут из его очей.

Искра запала в кудель, а горе на душу.

Задует ли искру, потушит ли горе слезами!

Едет Царь-Царевич от Новгорода в Восточные земли.

Тихо едет.

Едет и Светославич от Киева на восход солнца.

Быстро скачет.

Грустно Светославичу расставаться с родной лужайкой, а грустнее того с соседом красным теремом, в котором живет ненаглядная девица.

Глубоко вздохнул Светославич, когда очутился перед ним, захрапел, заржал конь вороной, на седле парчовая подушка пуховая, сбруя гремучая, бахромчатая.

Вскочил Светославич на коня.

– Ну! – говорит. – Куда путь держать?

Откуда ни возьмись, завился перед ним черный пес мохнатый, заластился, хвостом замотал, путь ему кажет.

Бежит пес правым берегом Днепра, едет за ним Светославич; всперенный конь чуть до земли дотрагивается.

Не останавливается он ни в селах, ни в городах, ни на становищах, ни на виталищах [305] Гостиница. (Прим. Вельтмана.) В памятниках XI–XVI вв. «витательница, витальня» – обиталище, обитель; постоялый двор только в Алфавите XVII в. назван «витательница». – А. Б. ; не дивится он ничему, что дивее дива для простой чади, – у него одно в голове: красная дева да череп отцовский. Не дивится он и тому, что все люди городские и сельские, прохожие, проезжие и встречные, кланяются ему как знакомому.

На перевозе в пояс кланяются ему перевощики.

– Куда изволишь путь держать, милостивец наш? Один-одинехонек, только с любовным псом своим; одному за Днепр не дорога бы, леса полны разбоя; аль жизнь тебе принаскучила?

– Ага! – отвечает юноша, не внимая речам перевощиков; и едет далее.

– То так! – говорят про себя перевощики. – Одурел, ни слова не молвит… Уж не жена ли прогнала на торг в Белую вежу?.. ох гостница неусытная, купница бесовская!

Выбирается Светославич на Муравский шлях [306] Степной путь от Перекопа к г. Туле, один из главных путей ордынских набегов на Русь. – А. Б. , несется левым берегом Днепра, частым бором. Не останавливают его песнивые птицы, различными голосами возглашающие песни красные, ни косы, ни иволги, ни сковранцы, ни щуры, ни жланы, ни сои радужные, ни соловьи многогласные.

Только люди скучают ему.

– Хэ, кум! кудысе-тко?.. Стой! аль в Торг?

– Эгэ! – отвечает юноша.

– Милуй тебя боже! путь добрый!

Светославич проедет.

«Провались ты, не кум – пес неласковый! – шепчет про себя встречный. – Купил кожух новый, зазнался!»

Подъедет Светославич к селу, скачет мимо хоровода, мимо кружала с брагой и лавок, уставленных коробками с кисличками, орехами, репой и пряным печеньем. Вся деревня уставит на него глаза, хороводы остановятся, песни замолкнут, старцы привстанут с залавок, малые дети утрут нос кулаком, и все поклонятся ему в пояс; а красные девицы перешептываются:

– Боярич наш в путь собрался!

– Сам-один, а лишь с мурым псом!

– То, верно, ловы деять?

– А какой на нем кунтуш узорчатый, шелковой, золот пояс стан перепоясал, червонные сапоги тороченые, у бедра сабля стучит!.. а какой доброликой, румяной, кудри словно кудель крученая!

– Здравствуй, Господин Боярин! – восклицает вся деревня.

А между тем Тиун сельский и старосты заставили уже ему собою путь, кланяются, умоляют, упрашивают на Валя-вицу посмотреть, хороводы зобачить, песен послушать, прикупить браги и меду.

Не слушает их Светославич, воротит коня в сторону, объезжает толпу.

– Что немилостив к нам, Государь, не изволишь нашего хлеба-соли откушать? – продолжает Тиун. – Аль прогневался на нас, родной отец?

– Ого! – отвечает юноша и, стиснув коня, проносится сквозь толпу, давит людей, скачет далее.

– Ох, люди, не добро! быть беде! – говорят селяне, и праздник умолкает, все расходятся по домам, ждут немилости Боярской.

Едет Светославич далее, частым лесом; едут навстречу ему люди конные, вооруженные, красные плащи развеваются, скуфья набекрень.

– Что, Якун, едут?

– Ага! – отвечает им Светославич.

– А ты куда? или что сгубил?

– Эгэ! – отвечает Светославич.

– Ну, ворочайся спешно, а мы засядем в дубраве.

Таким образом Светославич ехал и встречал везде знакомых. То принимали его за слугу хоромного, едущего сбирать по волости скот и почеревые [307] Плата с чрева за зазорного младенца. деньги в пользу Божницы; то за мужа взбранного [308] Военный. (Прим. Вельтмана.) Домыслено Вельтманом; прямой смысл в древнерусском языке – запрещенный. – А. Б. Княжеского, и просили защитить десное [309] Правое. – А. Б. ; то за балия, вещуна, чаровника или волхва, и молили его отговорить влающихся [310] Здесь: ссорящихся. – А. Б. .

Сердится Светославич на людей; досадны, несносны ему люди.

Вот проехал он уже речку Большой Тор, что течет из гор Святых да впадает в Дон-реку. Вот на речке на Тернавке проезжает мимо каменного болвана, которому все прохожие и проезжие кладут доездные памяти [311] В XVII в. – разновидность государственных документов; здесь Вельтман использует слово в значении подношения божеству – «болвану». – А. Б. .