Александр Красницкий - Рюрик-викинг (сборник)

Он тронул лошадь, как будто желая показать этим, что никаких разговоров между ними больше не может быть. Вскоре он скрылся из виду.

– Боже правый, всеведущий, всемогущий! – произнес тихо Зыбата, поднимая глаза к заалевшим утренней зарей небесам. – Огради силою Твоею несчастных, не дай им пострадать безвинно, и да посрамится этот злой человек силою своей же ненависти!

Он произнес это, и сразу же на душе у него стало легко, отпала страшная тягота, легшая на его сердце, и словно какой-то тайный, но мощный голос зашептал молодому воину на ухо: «Без воли Божией ни единый волос не упадет с головы человеческой».

Зыбата возвратился в стан сильно утомленный своей ночной поездкой и заснул как убитый, едва добравшись до своего шатра.

Когда он проснулся и вышел наружу, то увидел, что весь стан осаждающих находится в необыкновенном движении.

Новгородцы, с радостью сияющими лицами, снимали стан, вьючили лошадей, словно готовились к какому-то новому походу.

– Друже, скажи, что происходит? – остановил Зыбата одного из дружинников. – Куда уходим мы?

– Как, Зыбата, ты такой близкий к князю человек – и не знаешь? – искренне удивился спрошенный.

– Я уходил из стана под вечер, а вернулся лишь наутро.

– Бросаем мы Родню, уходим.

– Куда же?

– В Киев.

– На Киев! – изумился Зыбата. – Это зачем? А как же Ярополк?

– Ярополк прислал послов, челом бьет нашему Владимиру, чтобы не было между ними распри, а помиловал бы его Владимир и пожаловал, чем только его милость будет.

– И что же Владимир?

– Владимир ответил: пусть Ярополк приходит в Киев, там, дескать, они и помирятся, а что здесь, у Родни, он никакого разговора вести не будет; милость же свою Владимир сейчас показал: он объявил, что уйдет от Родни и лишь малую дружину оставит, дабы Ярополка на пути к Киеву от всяких напастей охранять.

– Вон что случилось, – пробормотал Зыбата, – а я и не знал. Действительно, скоро дела стали делаться. А где теперь князь-то? Надо бы пойти к нему.

– Поди, поди, если догнать можешь.

– Как догнать! Разве Владимира нет в стане?

– То-то и оно, что нет. В Киев ушел он, и Добрыня Малкович с ним. Тут к нему ночью, пред рассветом, из Родни один человек явился.

– Нонне-арконец? – воскликнул Зыбата.

– Уж не знаю, как его зовут. Стар человек. С виду, что лиса, хитроватый такой; с ним да с Малковичем князь и помчался; ополдень и мы, пожалуй, пойдем.

Зыбата ничего не ответил, да и что он мог ответить? События совершались с непостижимой быстротой. Он понял, что-то случилось, но что именно – этого он совершенно не понимал и решил терпеливо выжидать, что будет далее.

После полудня весь новгородский стан действительно уже снялся и отправился в поход, на Днепр. Осажденным в Родне были посланы обильные запасы.

Зыбата сперва хотел было пойти к своим друзьям, находившимся около Ярополка, но потом раздумал; он решил остаться при Владимире, тем более что теперь, когда приближалась развязка, зловещие слова арконского жреца не давали ему покоя.

Зыбата думал и был уверен, что никакого истребления христиан не будет, разве только всемогущий Господь попустит совершиться этому делу. Но в то же время он спешил присоединиться к единоверцам, дабы разделить с ними ту участь, которая, может быть, готовилась им.

В Киев он прибыл, когда Владимир уже вступил туда. Столица Приднепровья была охвачена невыразимым ликованием. На лицах всех, кто только ни был в Киеве, светилось радостное оживление: всем казалось, что с приходом великого князя настанут новые дни; что в Киев возвратятся славные времена Олега, Ольги и Святослава.

Зыбата, возвратившийся в Киев, не пошел к Владимиру, а поселился у старого пресвитера, совершавшего богослужение в храме святого Илии. Когда молодой воин рассказал старцу об угрозах арконского жреца, тот в ответ только покачал седой головой.

Был ясный солнечный день, когда Зыбата вместе с толпой киевлян, среди которых было много христиан, спешил на гору к киевскому Детинцу. Давно небывалое оживление замечалось в народных массах: слышались крики то восторга, то негодования против неугодного народу князя. Молодой христианин не желал выделяться в толпе, ему хотелось издали посмотреть на въезд князей. Он знал, что Владимира в этот день не было в Киеве и что установлен своеобразный церемониал для встречи братьев. Побежденный Ярополк должен был прибыть к княжеским хоромам и там ожидать возвращения Владимира с охоты, на которую тот уехал еще накануне вечером.

Зыбата понимал, что, конечно, все это было неспроста. Владимиру хотелось не то чтобы унизить перед народом своего старшего брата, а просто испытать чувства народа к Ярополку: мало ли что могло произойти в то время, которое провел Ярополк в ожидании брата. Ведь не могло быть сомнения, что в Киеве и у него были, хотя и не многочисленные, сторонники. Владимир же не хотел, чтобы его упрекали в том, что он завладел великокняжеским столом силою, а не по воле народной; слава и победы давно уже наскучили новгородскому князю; он видел, что завоевания мечом непрочны, а прочны только те завоевания, которые творятся любовью. И вот он хотел войти в Киев по доброй воле народа. Если же народ, сжалившись над Ярополком, снова вернется под его власть, то ему, Владимиру, и не нужен Киев, не нужен потому, что он искренно желал примирения со старшим братом, которого он в душе считал для себя вместо отца.

Зыбата понимал все это, да и старый пресвитер, у которого он жил эти дни, не раз говорил ему, что в данном случае Владимир поступает чересчур великодушно. Теперь, стоя в гуще толпы, Зыбата с любопытством присматривался к лицам, собиравшимся у Детинца людей, и прислушивался к раздававшимся вокруг него разговорам. Некоторых в толпе он знал. Но теперь Зыбату никто не узнавал, быть может, потому, что он снял с себя ратные воинские доспехи и был одет, как все киевляне.

– Ой, боязно, как бы не примирился Владимир с Ярополком, – слышал Зыбата, – добр Владимир и сердцем мягок; примирятся братья, и все пойдет по-старому.

– Не бывать этому, – горячо воскликнул другой, – скорее Днепр вспять пойдет, чем будет так. Не желаем Ярополка.

– Кто его желает? На Владимира поглядеть да потом на Ярополка – что небо и земля. Ярополк-то и толстый, и слюнявый, и пыхтит, как лошадь опоенная, а Владимир-то словно солнце красное.

Последние слова услыхали многие киевляне.

– Солнце красное, солнце красное, – полился по толпе переливами рокот, – солнце, солнышко красное!

И вдруг все разом стихли. Толпа, за мгновение до того оживленная, радостно шумевшая, замолчала. Воцарилась мертвая тишина, люди раздвигались, очищая путь к воротам Детинца.