Сулейман Велиев - Триглав, Триглав

- Ну что ж, дай бог... - отвечал Цибуля.

- Дай бог... Да при чем тут бог? - горячился Даглы Асад. - От нас же это зависит! Мы на чужбине сдружились и побратались, и ничто не помешает нам дружить после войны! Да и как же без дружбы жить! Понять не могу!

- Правильно, Даглы Асад!

- Помню, отец мой - он был очень религиозный человек - рассказывал нам о езидах*, как они издевались над пророками. Так, бывало, рассказывал, что сам плакал, - заговорил Гусейн. - Если доведется вернуться, скажу ему: "Что там твои езиды, отец? Куда им до фашистов!" Попробуй забудь все, что они творили! А не забудешь этого, не забудешь и товарищей...

______________

* Езиды - по магометанскому верованию, убийцы пророков, Последователей Магомета.

- Да что это вы заладили: не забудем, не забудем? О чем тут спорить и толковать? Заведем-ка лучше другую пластинку! - предложил Даглы Асад. Разве уж нам нечего будет вспомнить, кроме наших бедствий? Нечего рассказать? Вот клянусь, Аслан, не утерпеть мне, расскажу я после возвращения домой и о твоих делах, о твоем героизме. Пусть знают все, что мы не сидели сложа руки и согнув шею!

- Положим, так. Но рассказывать-то зачем?

- Не хочешь? Ну тогда об одной девушке расскажу, - засмеялся Асад.

- Расскажи. За любовь, брат, не осудит никто...

- Не осудят, если нет на родине нареченной, - подхватил Даглы Асад. - А если была? Скажи правду, была?

- Может, и была, а может, и нет. Ты дай только вернуться на родину, а потом говори что угодно!

- Промолчу... если пригласишь нас на свадьбу!

- Будь спокоен... Но особенно не угрожай...

- Ладно, - примирительно махнул рукой Даглы Асад. - Вспомнил я о свадьбе и, знаешь, о чем подумал? Исполнил бы кто-нибудь нам арию Нигяр*, а? Попросить бы Мезлума? А?

______________

* Ария Нигяр из оперы Уз. Гаджибекова "Кёр-оглы".

- Не стоит. Ему не до игры...

- Почему же, в свое время он обещал... Госпиталь рядом, и Мезлум уже ходит...

- Едва ли он сейчас в состоянии играть...

- Ей-богу, чувствует он себя хорошо! Если хотите, поговорю с ним. Э, да посмотрите-ка, он как будто услышал нас и явился собственной персоной!

Действительно, к друзьям шел, опираясь на костыль, Мезлум. Он был худ и бледен (примерно таким он явился к партизанам), но в глазах его уже не было беспокойства.

Поздоровавшись, он сказал:

- Сходил бы кто за скрипкой...

- И как ты угадал, о чем мы говорили? - удивлялись друзья. За скрипкой они отправили Гусейна, а сами окружили скрипача, участливо справляясь о его здоровье.

Мезлум растроганно отвечал им.

Что касается их желания, то оно совпало с его желанием, ибо он чувствовал, что настал тот счастливый миг, когда он вновь приобрел право обратиться к сердцам друзей через посредство музыки. Он даже не спросил, что надо играть, а, прислонившись к стволу дерева и отложив костыль, взял скрипку, смычок, подождал, пока успокоится сердце и пройдет дрожь в руках, и заиграл...

Заиграв, он, казалось, забыл обо всем на свете, ничего вокруг не видел и не слышал. Голос Нигяр звучал в его душе, он передавал его проникновенное звучание скрипке, а скрипка несла его людям. Никогда еще не играл он так вдохновенно, так, что даже птицы в удивлении смолкли, а друзья забыли, что они на чужбине, и Адриатическое море показалось им Каспием, а Триглав Шахдагом*.

______________

* Шахдаг - гора на Кавказе, в пределах Азербайджана.

Скрипка пела словно человеческим голосом:

Как легкий дым, как сны,

Проходят дни весны.

Рыдай, Нигяр, рыдай, Нигяр.

Как в клетке дни текут твои,

Без ясных зорь, без роз любви.

За гранью мрачных туч

Услышь, любимый мой,

Что ныне солнца луч

Темней мне мглы ночной.

Мечтала: будет май

И рядом будешь ты.

Но пуст отцовский край,

Напрасны все мечты.

Рыдай, Нигяр, рыдай,

Рыдай, Нигяр, рыдай.

Мезлум остановился, глубоко вздохнул. Трепетному голосу Нигяр ответил голос ее возлюбленного, ее героя - Кёр-оглы. Голос постучался в сердце Мезлума - был этот голос волшебным голосом Бюль-Бюля:*

______________

* Бюль-Бюль (Мамедов) - народный артист СССР, певец, лучший исполнитель партии Кёр-оглы в одноименной опере.

Тебе предан я безраздельно,

Везде предо мной образ твой!

Зову - пусть бесцельно,

Люблю - беспредельно,

Но враг ненавистный, злой

Меня разлучил с тобой.

Один, без тебя, все грущу я,

Врагом сам себе в жизни стал.

Свою молодую подругу родную

Не раз я с тоскою звал.

Но никто здесь не поет мне,

Все вокруг спит в тишине, в тишине.

Но не брошу друзей, цель я знаю свою,

Верен буду мечте своей!

Пусть умру, путь пробью,

Вражью силу раздавим мы!

Друзья молча слушали. Они сидели на берегу моря. Около них лежали автоматы и карабины, сумки с патронами, пропыленные пилотки, шапки и кепи... Над ними свистели пули, но они не слышали их свиста, а слышали скрипку, и скрипка говорила им многое, очень многое об их собственной судьбе.

Мезлум перестал играть, посмотрел на товарищей и по их лицам понял, что он прощен...

...Да, было на днях такое дело. Такой спор. Такой разговор и такая игра на скрипке. И не грех записать это в дневник. Когда-то еще удастся взять в руки карандаш?

И Аслан склонился над блокнотом, совсем не думая о том, что где-то, в ста шагах, притаился противник...

ЧТО ПОСЕЕШЬ, ТО И ПОЖНЕШЬ

К утру прекратилась перестрелка. И почти тотчас прибежал связной от Анатолия, передал приказ продвигаться дальше. В результате упорных боев Випавская долина была очищена от врага, его гарнизоны в этом районе разгромлены, дорога на Триест - открыта. Рукой было подать до пригорода Триеста - Опчины.

Выйдя в назначенный пункт, партизаны в ожидании нового приказа лежали на солнце, наслаждаясь тишиной и беззаботным пением птиц, вернувшихся на свои места. Война еще продолжалась, но птицам не было до этого никакого дела.

Аслан сидел на бугре, слушал и не слышал птиц, видел и не видел окрестности. Внизу плавно колыхалось бирюзовое Адриатическое море. Глядя вниз, Аслан вспоминал бурный Каспий, сады и виноградники Апшерона. Вспоминал старую мать, друзей... Затем отгонял от себя воспоминания обо всем дорогом, что оставалось далеко-далеко. Ведь все равно никак не подашь весточку матери с другого конца света. Но она стоит перед ним как наяву. Отчего это? Может быть, сердце чует близкую встречу? Если ему суждено вернуться, он вернется, словно воскресший из мертвых... И никто из людей, не испытавших того, что испытал он, не в силах будет понять, как он счастлив...

Да, пожалуй, он расскажет обо всем, что ему пришлось пережить. Он будет дорогим гостем в каждом доме. Мать приготовит ему вкусный обед. Каждый день он станет ходить на работу. Каждый день будет видеть родные лица, будет слушать музыку, чарующие русские и итальянские песни, песни словен и хорват, песни родного народа, которые он никогда не забывал и пел в чужом краю...