Сулейман Велиев - Триглав, Триглав

Напившись, Яков Александрович отодвинул от себя узелок с изюмом и, словно читая мысли Аслана, сказал:

- Есть единственный выход: не поддаваться чувствам. Собрать всю волю в кулак, быть твердыми, терпеливыми, ждать, когда наступит наш час. И готовиться к нему. Ведь ты, Аслан, комсомолец?

- Конечно. Я даже свой билет комсомольский сохранил....

Они беседовали до тех пор, пока лагерная стража не стала разгонять измученных пленных по местам.

Встреча с бывшим учителем была не единственной - на следующий день Аслан увидел еще нескольких знакомых. Одним из них был Сергей, молодой широкоплечий парень. Он попал в плен в один день с Асланом, но, видимо, пережить ему пришлось куда больше. Сергей был взвинчен; по пустякам начинал нервничать; у него дергалось левое веко, он старался и не мог остановить этот нервный тик. Передние зубы выпали от цинги, он шепелявил и, говоря, часто повторялся.

Еще хуже выглядел Лазарь, которого Аслан знал по гимнастическому кружку в Доме пионеров. Тогда Лазарь был тоненьким сероглазым юношей; у него были густые черные волосы и такие широкие брови, что товарищи часто шутя говорили: "Если твою бровь поместить под нос, выйдут лихие усищи!" По бровям Лазаря и запоминали с первого взгляда. С начала войны Аслан потерял его из виду. И вот где довелось встретиться...

Лазарь, невероятно исхудавший, сидел рядом с игравшими в карты и задумчиво перебирал четки. Где он их достал? Зачем? Для чего он подражает старым людям? Обо всем этом Аслан догадался позднее.

Увидев Аслана, Лазарь не смог скрыть тревоги, охватившей его, забеспокоился, а затем встал и пошел, часто оглядываясь. Аслан в недоумении почти побежал за ним.

- Друг, ты что же, не узнаешь? - кричал он. - Ведь я Аслан. Я сразу узнал тебя!

Лазарь остановился, лишь дойдя до укромного места, и, обернувшись, зашептал:

- Ну зачем шумишь? Я узнал тебя тоже. Только... Ты ведь знаешь, фашисты евреев расстреливают. И вот я выдаю себя за азербайджанца.... Кажется, я здесь единственный еврей.

- Как тебе не стыдно, - нетерпеливо перебил его Аслан. - Ты что, считаешь меня предателем?

- Да нет же! И не боюсь я тебя, Аслан, поверь мне! Но я убежал, чтобы ты не назвал меня по имени. Запомни, здесь меня зовут Аббасом.

- Ах, Аббас, Аббас! Со мной можешь не хитрить, фашисты никого не щадят и азербайджанцев убивают тоже почем зря. Не знаешь, что хуже - умереть сразу или дохнуть от голода... А гибнуть в плену не хочется. На воле и умирать легче и отомстить за себя можно...

- Это верно, - тихо проговорил Лазарь. Он совершенно растерялся - Аслан так откровенно говорил о воле. - Я не думаю о таком. Живу, ожидая смерти... И не с кем поделиться горем. Доверять всем нельзя. Здесь один тип подозревает, что я еврей, задает мне при немцах каверзные вопросы и в конце концов наведет на меня немцев. Тогда - крышка.

- Плюнь ему в лицо и ничего не бойся! - решительно посоветовал Аслан. Немного подумав, добавил: - Хочешь, назовемся двоюродными братьями? Сядешь рядом с тем негодяем, который тебя провоцирует, а когда я подойду, мы разыграем встречу родственников - от его подозрений и следа не останется.

Лазарь с благодарностью взглянул на Аслана.

- А за себя ты не боишься? Вдруг узнают, кто я такой? Тогда и тебе несдобровать. Говорят, на первых порах немцы расстреливали азербайджанцев, принимая их за евреев. Понимаешь, есть один признак...*

______________

* Намек на обычай обрезания, существующий и у евреев, и у азербайджанцев.

- Будь спокоен. Тебя никто не посмеет обидеть, пока жив твой двоюродный брат...

...Они разошлись. И на следующий день, как условились, разыграли горячую встречу при подозрительном человеке.

С этого дня Лазарь по крайней мере стал спокойно дышать...

Кременчугский лагерь отличался от Джанкойского. Здесь пленные уже не валялись на голой земле - их разместили в длинных низких бараках. Над головой была крыша, а под крышей - они, как сельди в бочке... Всем хватило места на трехэтажных нарах, зато не хватало воздуха.

Кременчугские заборы были выше джанкойских и гуще опутаны колючкой. Надзирателей было больше, и были эти подлецы злее...

Где-то за заборами жил своей жизнью город Кременчуг, раскинувшийся по берегам Днепра, но из лагеря не было видно ни дорог, ни садов, ни домов.

Аслан, с тоской осмотревшись, сказал Лазарю:

- Если бы они только могли, они закрыли бы лагерь черным покрывалом, чтобы мы не видели неба и солнца.

Мучительно тянулись дни. Единственной радостью были короткие встречи со знакомыми в перерывах между работой, перекличками, построениями, осмотрами. Но разговоры при этом велись невеселые.

- Помнишь, Аббас, в детстве ты спорил со мной, утверждая, что человек больше десяти дней без пищи не протянет? - напомнил Аслан. - А я старался еще уверить тебя, что можно голодать дней пятнадцать? Помнишь? Тогда мы не думали, что придется проверять это на себе.

- Ты тоже ошибся в сроках. Человек может голодать и месяц. Конечно, не каждый. Тот, кто любит родину и верит в нее, может все...

- Ну вот и хорошо. Слышу от тебя правильные речи...

Аслан искал стойких людей, искал по всему лагерю, приглядываясь к каждому человеку. Вскоре его внимание привлекли братья-близнецы Гасан и Гусейн, настолько похожие друг на друга, что их трудно было различить. Аслан не знал их раньше, но теперь он подружился с ними, а через них познакомился с Мезлумом, бывшим бакинским музыкантом. Мезлум в свою очередь познакомил его со своим фронтовым товарищем старшиной Цибулей, и Цибуля этот оказался самым интересным из всех новых знакомых Аслана. Несмотря на свои пятьдесят лет, он был бодр, шутил и смеялся, то и дело покручивая длинные усы. Лишь один раз дал он понять, что веселость его - напускная. "Ты знаешь, - сказал он Аслану, - по-украински "цибуля" означает лук. Но я не такой горький... Если бы не балагурил, давно бы загнулся". Солдат - в первую мировую войну, партизан - в гражданскую, один из основателей колхоза в своей деревне, знатный колхозник, кто он теперь? Однако Цибуля не падал духом и при случае говорил, подмигивая собеседнику: "Ше побачимо. Курчат в осени личать".

Пленные все прибывали и прибывали, и это вызывало горькие мысли: "Что же творится? Как дела на фронте? Что будет?"

В очередной партии пленных Аслан увидел еще одно знакомое лицо - Ашота. Их семьи дружили. Во время спровоцированной царизмом армяно-азербайджанской резни отец Аслана, рискуя жизнью, укрыл в своем доме отца Ашота. Роднее родных стали с тех пор старики. Наверное, и в эти тяжелые дни они помогают друг другу. Знают ли, что случилось с их сыновьями? Плен всегда считался самой большой бедой и позором. В старину азербайджанская женщина в гневе могла бросить мужчине: "Чтоб ты попал в плен!" И не было проклятия страшнее, чем это...