Сулейман Велиев - Усатый ага

Теперь он часто рассказывал рабочим о своих сибирских друзьях. С виду хмурые, с суровым взглядом, сибиряки добродушные, сердечные. Сибирский рабочий готов последним куском хлеба поделиться с товарищем.

Большинство сибирских рабочих - либо политические ссыльные, либо дети политических ссыльных. Почти все грамотные, они отличаются тесной спайкой, взаимной выручкой. Окруженный, такими друзьями, Мустафа не тосковал в Сибири и не чувствовал себя одиноким. Скоро он включился в подпольную революционную организацию и стал ее активистом.

Положение рабочих на золотых приисках в то время было очень тяжелым. Владельцы приисков вели тут себя как в завоеванной стране: людей за людей не считали. В ответ на произвол подпольная большевистская организация готовила забастовку. Она началась 17 апреля 1912 года грандиозной политической демонстрацией. Золотопромышленники вызвали войска и утопили демонстрацию в крови. Огнем и железом они хотели усмирить рабочих, а разбудили всю Россию.

Мустафа участвовал в забастовке и в демонстрации и был живым свидетелем расстрела тысячи людей. На всю жизнь в памяти остались обагренный кровью белый снег, крики раненых, стоны умирающих, плач женщин и детей. Ему казалось, что плакало все вокруг: и непроходимая тайга, и река Бодайбинка, и хмурое, серое небо... Но уже тогда в вое ветра, взвихрившего над расстрелянными снег, Мустафа услышал грозный призыв к мести. И народ бескрайней страны услышал этот призыв. Страшная весть о Ленском расстреле мгновенно облетела Россию и взбудоражила миллионы людей. События, начавшиеся 17 апреля 1912 года в далекой Сибири, завершились в феврале 1917-го свержением царизма.

С детства Мустафа был привязан к родственникам. Он всех помнил, всеми гордился, ни в ком из них не видел никаких недостатков. Родственники для него были лучшими людьми на свете. Но когда с ним случилась беда, ни один родственник не помог ему. Одни хотели помочь, но не умели, другие попросту отвернулись: дескать, не надо было связываться с революционерами... И родственные чувства стали слабеть и гаснуть. Жизнь убедила Мустафу в том, что идейные единомышленники значат для человека больше, чем инакомыслящие родственники.

Поэтому, когда он вернулся из Сибири на родину и убедился, что родственники не разделяют его взглядов, - отошел от них. Как и там, на Лене, здесь, на нефтепромыслах, самыми близкими ему людьми стали друзья - рабочие. В Сибири он познакомился с некоторыми трудами Ленина и знал теперь твердо, что рабочие - главная революционная сила, которая может изменить мир для счастья всех людей.

Когда Мустафа снова появился в Раманах, старые знакомые советовали ему переменить место жительства: дескать, зачем привлекать внимание полиции. Он не послушался. Черт с ней, с полицией! Волков бояться - в лес не ходить! На Раманинских промыслах его помнили рабочие, а это - главное. Подпольный Бакинский комитет большевиков тотчас дал Мустафе ответственное поручение, и он был счастлив. Арестовать человека, которого поддерживает большой коллектив рабочих, не просто. И полицейское управление, и хозяин промысла Шапоринский понимали, что арест Мустафы может вызвать забастовку. Они хотели усыпить рабочих посулами и мелкими уступками и уж потом расправиться с вожаками рабочих.

В своей среде Мустафа отличался большой начитанностью. Он хорошо знал художественную литературу, особенно кавказские стихи Пушкина и Лермонтова и сатирические стихи Сабира. Его всегда слушали с большим интересом. Многие рабочие с его слов заучили стихи Сабира наизусть. На промысле почти все знали стихотворение "Рабочий, и ты мнишь себя человеком...".

Большую радость Мустафе доставило недавнее знакомство с телефонисткой Ниной. При первой же встрече он почувствовал, что это та девушка, которую он давно искал. Белокурая, голубоглазая, среднего роста, сухощавая, стремительная в движениях, Нина была застенчивой и казалась немногословной. За свои двадцать пять лет она многое пережила.

Ее отец Павел был крестьянином Самарской губернии. В поисках лучшей доли он переехал в Сибирь и устроился на золотые прииски. Условия работы были каторжными, а жилищные - невыносимыми. Семья ютилась в лачуге без окон на берегу Бодайбинки. Тут и родилась Нина. Когда девочке исполнилось пятнадцать лет, отца прогнали с работы.

- Нам не нужны такие старые развалины, как ты, - сказал ему хозяин прииска. - Можешь убираться на все четыре стороны.

И больной Павел перебрался с семейством в Самару. Но и тут он не мог найти постоянной работы. Схоронив жену, перебрался с дочерью в Баку, да тут и осел навсегда. Нефтепромыслы развивались бурно, рабочих не хватало. Нашлось место и для Нины - она стала телефонисткой и старалась помогать старому отцу.

Узнав от кого-то, что Нина из Сибири, Мустафа заинтересовался ею как близким человеком. Будучи однажды на телефонной станции, он приветливо обратился к ней:

- Вы, оказывается, моя землячка!

Она удивилась:

- Как так?

- А очень просто: я четыре года был в ссылке там, где вы родились! И именно на берегу Бодайбинки. Помните Ленский расстрел? Я был на том снегу вместе с другими.

Девушка посмотрела на Мустафу. Во время Ленского расстрела ее уже не было в тех местах, но о кровавых событиях она читала в газетах и хорошо помнила тот суровый край и тех суровых, отважных людей. Нина искренне обрадовалась: появился человек из страны ее детства!

- Значит, вы прошли большую школу, - ласково глядя на него, сказала девушка. - Не зря говорят: "Кто на приисках не бывал, тот и горя не видал".

- Вот-вот! - подтвердил Мустафа. - Помните:

Были в каторжной работе

в северной тайге.

Там пески мы промывали,

Людям золото искали

себе не нашли.

Еще бы! Эту мрачную песню нередко пел ее отец, и Нина сказала об этом Мустафе.

- И я ему подпевала...

- Вот видите, - обрадовался Мустафа. - У нас с вами, оказывается, и песни общие! Добытчики золота работают как каторжные, но любят и повеселиться. Пожалуй, нигде так много не поют, как на приисках.

- Мне необыкновенно нравится "Ермак". - Нина мечтательно закрыла глаза. - Ах, как хорошо пели эту песню на приисках!

- Я тоже люблю "Ермака", - признался Мустафа. - И вообще о Сибири у меня остались добрые воспоминания. Много я там повидал... А помните, как хорошо было купаться в Бодайбинке?

- Хорошо! - подтвердила Нина. - На гору Желтая Грива поднимались?

- Я там ягоды собирал...

- Я тоже. Черника крупная, прямо как черный виноград!

Мустафа рассмеялся:

- Для тех суровых мест и черника хороша, но сравнивать ее с нашим виноградом...

- Конечно, - согласилась Нина. - Да ведь я в ту пору настоящий-то виноград только по книжкам знала. А по книжкам он сильно похож на чернику...