Константин Носилов - Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 1

— Да ведь он тебе еще не сделал предложения, с чего ты его зовешь своим женихом, — рассмеялась Лиза на полушутливую, полуупрекающую речь подруги. Та вздохнула.

— Не делал да, пожалуй, и не сделает, — сказала она грустно. Она не скрывала от Лизы, что влюблена в Назарова, и часто поверяла ей свои мечты, надежды и сомнения. Во время болезни Семена Васильевича она плакала в ее объятиях и клялась, что уйдет в монастырь, если умрет Семен. С приездом Василия Ивановича явился новый интересный предмет для разговоров между приятельницами, и скоро Маша сказала подруге, что это приехал жених для нее и что теперь Новожилов, пожалуй, останется с носом.

— Для кого этот жених, я не знаю, но по правде рада бы была оставить сосьвинского с носом, — шутливо сказала Лиза. Она не высказывала вначале никакого особенного интереса к вновь прибывшему и только просто сказала подруге, что новый фельдшер ей понравился. Но в течение лета ее интерес к новому фельдшеру возрос, и сердечко ее всякий раз начинало бить тревогу, когда, сидя в беседке у Марьи Ивановны с работой в руках, она, бывало, завидит Василия Ивановича, направляющегося к ним.

— А я вам новую книгу несу, Лизавета Петровна, — кричал ей еще издали Василий Иванович, махая книгой. — Стянул у Семена и притащил.

— Ну, зачем же так, он, пожалуй, рассердится на вас, — говорила Лиза и, вся раскрасневшись, бросала работу и протягивала руки за книгой.

— Вот еще, рассердится! Очень я его боюсь. Читайте и не торопитесь, успеет еще и он прочесть. У него еще и старые наполовину не прочитаны. Ляжет после обеда с книгой в руках, да и уснет, и книга упадет на пол. Только и читает, пока чай пьет.

— Проснется теперь наш Семен Васильевич, станет книгу искать, а ее и нету, — рассмеялась Марья Ивановна, сидевшая тут же.

В последнее время она уж не старалась оставлять молодых людей одних. Серафима Борисовна успела охладить ее желание сосватать их. «Может быть, это и само собой устроится», — не без лукавства думала Марья Ивановна, исподтишка следя за молодыми людьми. Но скоро миновало короткое уральское лето, август наступил холодный и дождливый, пришлось отказаться от чая в саду и засесть в комнатах. В это же время Петр Яковлевич как-то сурово заметил Лизе, что она слишком часто шатается к механичихе и что пора бы ей побольше дома сидеть. Лиза промолчала на замечание отца и, скрепивши сердце, стала бывать там реже. Она знала, что ее дружба с Марьей Ивановной не нравится отцу, и боялась, как бы он и совсем не запретил ей бывать там. Да и Серафима Борисовна стала ее часто звать к себе и задерживать у себя по нескольку дней, заставляя помогать себе в приготовлении разных солений и варений.

— Все это тебе пригодится со временем, Лизочка, когда будешь своим домом жить. Может быть, придется тебе большое хозяйство вести, так и надо все это знать, — говорила Серафима Борисовна Лизе. Она особенно много готовила солений и маринадов в это лето, потому что в конце сентября им с Николаем Модестовичем предстояло праздновать двадцатипятилетие своего супружеского сожития, несчастного только в том отношении, что бог не благословил его детьми. Оба супруга были большие хлебосолы и любили, чтоб, уж если у них справлялся какой-либо праздник, так справлялся бы на славу. Все заводское общество ждало этого праздника с большим интересом, а Лиза даже с большим нетерпением. Тут, вероятно, придется и увидаться и поговорить с Василием Ивановичем, которого она вот уж несколько дней не видала. И даже с Машей ей приходилось не видеться по нескольку дней. Зато перед балом молодые девушки провели вместе чуть не целую неделю, озабоченные приготовлением нарядов к балу, и успели вдоволь наговориться.

V

Долго ожидаемый праздник наступил, наконец, и часам к шести вечера гости уже все собрались и, как водится, сначала усердно занялись чаем. В гостиной восседали батюшка с матушкой и другие почетные гости, а молодежь, угощать которую было обязанностью Лизы, расположилась в угловой комнате между гостиной и столовой. Весело и оживленно болтала молодежь, обрадованная случаем провести вечер более приятно и интересно, чем всегда. И вдруг среди этого разговора выяснилось, что единственный музыкальный инструмент, большая гармоника, совершенно испортился.

— Ах, какая жалость! Не придется и потанцевать, — вздыхали барышни.

— Отчего же? Под гитару можно, — предложил кто-то.

— Ну, что уж под гитару! Это совсем не то.

— Что же делать? Не сидеть же из-за этого, повесив носы, будем песни петь, играть разными играми, — предложила Лиза, угощая подруг десертом. — Мы так давно не собирались все вместе, не проводили сообща вечеров, что неужели не сумеем провести повеселее вечер?

— Зато теперь часто будем собираться, осень наступает, вечера длинные; вот мы и будем сходиться с работой, — сказала Маша Лопатина.

— Можно будет и нам приходить на ваши вечеровки? — спросил Назаров, подсаживаясь к ней с своим стаканом чая.

— Что ж, приходите, только ведь мы все с работой будем, а вы какую же работу принесете?

— Думаете, не найду? Найду, не беспокойтесь. Вот хоть гильзы клеить.

— Это что за работа! Мы вас с такой работой не пустим, — смеясь, говорила Маша. Ее хорошенькие глазки весело блестели.

— Да неужели же ваши вышивочки и вязаньица — работа? Одна это пустая трата времени. Ведь согласитесь сами, отлично можно и без них обойтись.

— И без папирос можно обойтись. Вот уж на них-то вы совсем попусту тратите время и деньги, только вредите себе и своему карману, — бойко спорила Маша.

— О-о! Да вы еще и скупая оказываетесь, жалеете не только свои, а и чужие карманы.

— Я очень скупая, это правда. Я своему мужу ни за что не дала бы денег на табак, — смеялась Маша, лукаво блестя глазами.

— Всем своим знакомым закажу, чтоб на вас не женились, на такой скряге, — шутил Назаров.

— Не беспокойтесь заказывать, и так ни за кого из ваших знакомых не пойду.

В это время новый гость появился в комнате, и разговоры притихли; все обратили на него свое внимание, здоровались с ним. Это был Федор Степанович Новожилов, богатый жених из соседнего завода. Его никто не ждал, и появление его произвело некоторый эффект. Все обратились к нему с поздравлениями с приездом, как к недавно только вернувшемуся с Макарьевской ярмарки, с расспросами о том, как он съездил, что особенно-интересного видел, что слышал.

— Да не знаю, право, что сказать. Кажись, я ничего особенно интересного не видел, а новостей гам всяких узнавать я не охотник, — заговорил Новожилов, как-то особенно расставляя руки. Он понимал, что под новостями подразумевалось, не слышал ли он чего о воле, но не желал говорить об этом. — Вот что касается мануфактуры, так тут я озаботился и всего привез самого свеженького, самого модненького. Покорнейше прошу вас, барышни, и вас, господа, не оставлять нас своим вниманием, — заключил Новожилов свою речь и слегка поклонился всем общим поклоном.