В Вересаев - Без дороги

Мы свернули на широкую дорогу, пересекавшую лес. Прямая, как стрела, она бежала в зеле-ной, залитой солнцем просеке.

- Вот дорога, как раз для скачек,- сказал я и с улыбкою взглянул на Наташу.

Наташа встре-пенулась.

- А ну, давай опять перегоняться! - предложила она, поправляясь на седле. - Теперь наши лошади одинаково устали.

Мы как-то уж перегонялись с Наташей и обогнала она; но я перед тем проехал на Бесенке десять верст.

- Ну, ну, посмотрим!

Мы пустили лошадей вскачь. Но только что они расскакались и мой Бесенок начал наддавать, все больше опережая Мальчика, как явилось довольно неожиданное препятствие. На краю дороги бродили в кустах два больших поросенка, безмятежно взрывая рылами земли. Завидев нас, они испуганно шарахнулись из кустов, хрюкнули и пустились улепетывать по дороге. Мы ждали, конечно, что они сейчас свернут вбок, и скакали по-прежнему; но поросята неуклюже все мчались перед нами, всхрюкивая и отчаянно махая коротенькими, тонкими хвостиками.

- Они теперь все время так бежать будут, ни за что не свернут! крикнула Наташа, смеясь.

Мы стали задерживать разогнавшихся лошадей. Поросята побежали медленнее, взволнованно хрюкая и трясь боками друг о друга.

Мы попытались осторожно объехать их; поросята взвизгнули и опять как угорелые бросились вперед. Мы переглянулись и расхохотались.

- Вот так задача! - сказал я.

Наташа сдерживала, смеясь, рвавшегося вперед Мальчика. Теперь последняя неловкость между нами исчезла, Наташа оживилась, и было неудержимо весело.

- Ничего, все равно, поедем! - сказала Наташа.- Это Дениса свиньи, лесника; их и без того следовало пригнать домой: вон куда они забрели, их еще волки съедят! Поедем к Денису, он нас молоком напоит. Его сторожка сейчас там, на полянке.

Мы поехали шагом, предшествуемые поросятами.

- Ты еще не видел этого Дениса, он всего два года здесь лесником. Такой потешный стари-чок - маленький, худенький... Как-то, когда он только что поступил, мама случайно заехала сюда; увидала его: "Голубчик мой, да что же ты за сторож? Ведь тебя всякий обидит!" А он отвечает: "Ничего, барыня, меня не найдут"...

Никогда еще я не видел Наташу такою; ее лицо так и дышало детскою, беззаветною радос-тью... Я не мог оторвать от нее глаз.

Лесная сторожка стояла в глубине широкой, недавно выкошенной поляны. Денис, в белой холщовой рубахе и лаптях, вышел нам навстречу.

- Денис, голубчик, здравствуй! К тебе мы! - сказала Наташа, соскакивая с лошади.

- А-а, барышня касаткинская, - воскликнул Денис, щурясь.- Просим милости, пожалуй-те.- Сунув шапку под мышку, он взял за повод наших лошадей.

- Голубчик, надень шапку!.. И привяжем мы сами... А уж если хочешь быть другом, напои нас молочком... Едем мы сюда,- вот он и говорит: не даст нам Денис молока! Кто, я говорю, Денис-то не даст?

- Господи! Да неужто ж мы какие-нибудь? Слава богу, найдется молочко, будьте покойны. Пожалуйте в горницу. Девка-то моя на деревню побежала, так уж сам услужу вам.

Было в Денисе что-то чрезвычайно комичное: он то и дело самым степенным образом гладил свою жидкую бороденку, серьезно хмурил брови, и все-таки ни следа степенности не было в его сморщенном в кулачок личике и всей его миниатюрной фигурке; получалось впечатление, будто маленький ребенок старается изобразить из себя почтенного, рассудительного старичка.

Мы вошли в избу. Денис поставил перед нами две чашки и кринку парного молока, нарезал ситнику. Наташа следила за ним радостно-смеющимися глазами и болтала без умолку.

- А чтой-то я вот барина этого раньше не видал никогда? - сказал Денис.- Смотрю, смот-рю,- нет, чтой-то словно...

- Он недавно только приехал...

Денис поглядел на Наташу.

- Они что же, барышня,- уж не обессудьте на вопросе,- не женишком ли вам приходятся?

- Ну, да же, конечно, женихом!

- То-то я все смотрю... Чтой-то, думаю,- с чего такая радость?

- Да как же, Денис, не радоваться? Ведь сам знаешь, в нынешние времена жениха найти - дело нелегкое. Не найдешь их нигде, словно вымерли все.

Денис развел руками.

- Да ведь... О том и толк, барышня! Куда, мол, подевались все? неизвестно!

- Вот-вот. Ну, а я вот нашла себе.

- Ну, дай вам бог счастливо!.. Они, что же, по акцизной части* служат?

Наташа расхохоталась.

- Голубчик Денис, да почему же ты думаешь, что именно по акцизной?!

- Ну, ну, господь с тобой, матушка... Хе-хе-хе! - рассмеялся и Денис, глядя на нее.

Узнав, что я доктор, он придал своему лицу страдальческое выражение и стал сообщать мне о своих многочисленных болезнях.

Мы просидели у него с полчаса. Попытался я ему заплатить за молоко, но Денис обиделся и отказался наотрез.

От него мы поехали на Гремучие колодцы, оттуда в Богучаровскую рощу. В Богучарове, у земского врача Троицкого, пили чай... Домой воротились мы только к обеду.

* Акцизная часть - управление, ведавшее акцизом - видом косвенного налога на произво-дителей или продавцов товаров массового потребления (табак, чай, сахар, спички и т.д. )

2 июля, 10 час. утра

Перечитал я написанное вчера... Меня опьянили яркое утро, запах леса, это радостное, моло-дое лицо; я смотрел вчера на Наташу и думал: так будет выглядеть она, когда полюбит. Тут была теперь не любовь, тут было нечто другое; но мне не хотелось об этом думать, мне только хотелось, чтоб подольше на меня смотрели так эти сиявшие счастьем глаза. Теперь мне досадно, и злость берет: к чему все это было? Я одного лишь хочу здесь отдохнуть, ни о чем не думать. А Наташа стоит передо мною - верящая, ожидающая...

11 час. вечера

Ну, произошел, наконец, разговор... После ужина Вера с Лидой играли в четыре руки какой-то испанский танец Сарасате. Я сидел в гостиной, потом вышел на балкон. Наташа стояла, присло-нясь к решетке, и смотрела в сад. Ночь была безлунная и звездная, из темной чащи несло росою. Я остановился в дверях и закурил папиросу. Наташа обернулась на свет спички.

- Ах, это ты, Митя! - тихо сказала она, выпрямляясь.- Хочешь, пойдем в сад?.. Посмотри, как... хорошо...

Голос ее обрывался, и она взволнованно теребила кружево на своем рукаве.

Мы спустились в цветник и пошли по аллее.

- Помнишь, Митя,- вдруг решительно заговорила Наташа,- помнишь, ты говорил недавно о сознании, что живешь не напрасно,- что это самое главное в жизни... Я и прежде, до тебя, мно-го думала об этом... Ведь это ужасно жить и ничего не видеть впереди: кому ты нужна? Ведь это сознание, о котором ты говорил,- ведь это самое большое счастье...

Я молча шел, кусая губы. В душе у меня поднималось злобное, враждебное чувство к Наташе; должна же бы она, наконец, понять, что для меня этот разговор тяжел и неприятен, что его беспо-лезно затевать; должна бы она хоть немного пожалеть меня. И меня еще больше настраивало против нее, что мне приходится ждать сожаления и пощады от этого почти ребенка.