Джозеф Д’Лейси - DARKER: Рассказы (2011-2015)

Электронасос вдруг снова заработал и продолжил откачивать воду в озеро со звуком, похожим на биение огромного сердца.

Перевод Анны Домниной

Много легенд ходит по свету, коротких и длинных, веселых и грустных, поучительных и развлекательных. Но старинный рассказ об обитателе Черного Леса знает не всякий. И не каждому суждено его узнать. Ибо эта история обладает одним интересным свойством: «рассказывается она лишь в нашей деревне, либо о ней».

DARKER. № 11 ноябрь 2014

Черный охотник — старинная легенда моей родной деревушки, спрятанной в лесистых горах. Здешний народ, многие века живущий среди мрачных боров и угрюмых скал измыслил множество поражающих воображение историй, но эта выделяется среди них, во-первых, невероятной точностью деталей в сочетании с практически полным отсутствием иных вариантов, отличных от основного (что, как знает любой внимательный слушатель, необычно для деревенских легенд, в каждом доме обретающих какие-то новые детали). Вторым ярким отличием является явное влияние событий, описываемых в истории, на повседневную жизнь деревни: традиционная ограда вокруг поселения со стороны Черного леса превращается в непреодолимый частокол, который неизменно содержится в отличном состоянии; никто, даже самые отъявленные сорвиголовы, не рискнет оказаться по ту сторону, в виду мрачных темных деревьев, после захода солнца, а каждое утро первый луч солнца встречается единственным ударом колокола, и лишь после того, как чистый одинокий звук этот разнесется по округе, начинается привычная повседневная суета. Как будто в страхе замерев на целую ночь, люди вздыхают с облегчением и с еще большей радостью встречают рассвет после ужаса ушедшей тьмы.

И еще одно необычное качество данной истории — рассказывается она лишь в нашей деревне, либо о ней.

Легенда говорит, что некогда в Черном Лесу обитала ужасная сила, являвшаяся в образе чудовищного Черного Охотника, существа, что некогда, возможно, и было человеком, но, то ли за какие-то грехи свои, то ли просто из-за несчастной случайности подпав под действие злых чар, теперь было обречено скитаться по горам в виде отвратительного разлагающегося трупа. Кем был он когда-то и как выглядел, никто не знал, а те немногие, кто сумел пережить встречу с ним, потом долго еще не были способны говорить связно, а когда приходили в себя, то имели очень мало желания рассказывать об этом кому-либо. Так что молва, лишь в очень малой степени, как я полагаю, основываясь на воспоминаниях таких «очевидцев», описывала Охотника как скелет человека, при жизни обладавшего, вероятно, необычайно высоким ростом и могучим телосложением, покрытый лохмотьями плоти и одежд, и двигавшийся, несмотря на отсутствие каких-либо мышц и связок, необычайно ловко и скоро, так что даже самая быстрая лошадь не спасла бы своего седока. В пустых глазницах гнилого черепа якобы пылало адское пламя, а когда Охотник, настигая свою жертву, начинал зловеще хохотать, зубы его клацали и ужасающе скрежетали друг о друга. Ни одно живое существо не выносило присутствия этого отвратительного монстра — воронов не привлекал запах человеческих останков, волки не бежали следом, чтобы поживиться плодами его охоты, птицы, трепеща, застывали в своих гнездах, и всякая тварь Божия замирала при его приближении. Сопровождал его лишь громадный пес — такой же гниющий остов, как и он сам. Говорили, что это посланник адских сил, знак договора злого человека с самим Нечистым.

Итак, многие годы мучило это чудовище местных обитателей. Не было в селе такой семьи, где Лес не прибрал бы кого-то — сына ли, дочь, брата или сестру, мужа, мать или отца, а то скотину или верного пса. Всякий, до заката не вернувшийся под родной кров, оплакивался как покойник, и возвращение его было чудом, свершившимся лишь по великой милости господней. Молодого ли, старого ли, чистого душой или отягощенного многими грехами — без разбору карал Охотник, и никто не знал, когда раздастся у него за спиной леденящий клацающий смех.

Спасением было переждать темноту под охраной дома — и закон гостеприимства в моих краях по сей день предписывает впустить всякого путника, чтобы даже душа, много имеющая греха перед Господом, не осталась бы во тьме. И люди замирали за закрытыми ставнями, не смея выглянуть наружу, ни даже помыслить о том, что скрывается за ними. Многие слышали, как скрипят и стонут деревья, а порой раздавался вой и скрежет, и тогда все принимались молиться, считая, что это Охотник настиг какого-то путника.

Местный священник, не в пример многим своим собратьям, спешившим все народные страхи назвать суевериями, а то и ересью, может, искренне веруя в неисповедимость путей Господних, а то и пострадав как-либо от Охотника, всей душой стремился помочь прихожанам. Не было случая, чтобы отказал он в освящении дома, рядом с которым, мнилось, прошла адова тварь. Порой всю ночь он бодрствовал с теми, чьи родные по несчастию оказались вдали от деревни, и молился о безопасном пути и ночлеге для них. Любую работу он благословлял охотно, если его о том просили, но когда шли мужчины чинить частокол, что смотрел на Черный Лес, приходил непременно в облачении, с текстами, свечами и курильницами и освящал всех присутствующих, и инструмент, и дерево, которым чинили. Он же повелел, чтобы непременно ночью дежурил кто-то на колокольне и с восходом солнца извещал людей о том, что кончилось время страха, и злые силы до поры не властны над миром.

Но как бы ни были ужасны происки Нечистого, в ненависти своей ко всем Божьим творениям желающего извести всякую жизнь на земле, милостию Господней человек, и всякий зверь, и гад — всякий по-своему восхваляет Создателя. Так и в деревне, пусть и дрожали в темноте перед порождением преисподней, днем продолжали дела как ни в чем ни бывало. Рождались и помирали, росли и женились, воспитывали детей, ходили за скотиной, ратовали об урожае. Были и праздники не хуже, чем у прочих, с музыкой, и плясками, и песнями, и каждый доставал лучший наряд, а церковь и дома украшали цветами, лентами и пестрыми тканями. И свадьбы справляли, и детей крестили, и ушедших провожали как положено.

И вот так случилось, что поехали деревенские люди на ярмарку в соседний город, и там одному парню глянулась девушка из местных. Не долго думая, их родители сговорили свадьбу — да и что дело тянуть, коли и он работящий и собой хорош, и она рукодельница, да и красавица, каких поискать, и статью, и скромностью, и нравом вышла. Выбрали день, пригласили гостей, собрали праздник такой, что, глядишь, все селение радовалось — и вот, с утра пораньше пышная кавалькада с невестой и ее отцом отправилась в дом к жениху. Ничего не пожалел старик-вдовец для своей единственной дочери, так что такого пышного шествия давно не видели не то, что в окрестных деревнях, но и в самом городе, — да что там, и долго после того никто не мог похвалиться такими красивыми одеждами, статными конями, золотыми украшениями и каменьями, и цветами, чтоб всю дорогу до ворот сыпали под ноги идущим. Невеста же сияла так, будто солнце подарило ей свой луч, чтобы вплести в косы, луна дала света на одеяние, а реки осыпали его жемчугом.