Джозеф Д’Лейси - DARKER: Рассказы (2011-2015)

По дороге в Конкордию я включил радио, но на всех станциях были слышны только жуткие помехи. Я тут же выключил приемник: от этого шума мне начинало казаться, будто весь мир кричит на меня. Вера дотронулась до моей руки и показала направо. По холмам шел еще один смерч, вздымая в воздух опавшие листья и оставляя после себя новых призраков. Небо было зеленое, с низко нависшими облаками и жемчужными прожилками. Пикап проносился мимо бесформенных туманных силуэтов. Я включил дворники.

Мы проехали мимо пастбища Бобби Гловера. По пастбищу бродило и спотыкалось так много призраков, что казалось, будто они организовали здесь съезд. На заборе из колючей проволоки тут и там болталось нечто, похожее на куски туманной ткани, в которых угадывались очертания ног, рук и голов. Посреди дороги шла пожилая женщина в одежде пилигрима; она увидела приближающийся к ней автомобиль и, когда мы проехали сквозь нее, издала дикий вопль, будто кошка, с которой сдирают шкуру. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел на том месте, где секундой ранее стояла женщина, голубую дымку. В этот момент мне в голову пришла странная мысль: а ведь где-то в этом мире так же скитаются и мои родители. И мать Веры тоже: ее отец был в доме престарелых в Монтгомери. Где-то в этом призрачном мире бродят наши предки и предки всех когда-либо существовавших людей. Я еще не видел среди призраков ни одного младенца. Я надеялся, что и не увижу, но кто знает. В моей голове, будто опавшие красные листья в вихре смерча, мелькали странные мысли: мой отец умер шесть лет назад, а еще через год умерла и мать. Может быть, они бродят сейчас по бразильским джунглям или по улицам Далласа — откуда мне знать? Я надеялся, что моего отца не занесет в Токио. Он сражался с японской армией во время Второй мировой войны, и для него это будет сущий ад.

Примерно в трех милях от Конкордии мы наткнулись на лежащий в канаве микроавтобус. Обе передние двери были открыты, но поблизости никого не было. Я остановился и уже собирался выйти из машины, как вдруг услышал что-то вроде индейского боевого клича откуда-то из леса. Я вспомнил о царапине на столешнице, нервно сглотнул и поехал дальше.

Наверное, я слишком сильно разогнался перед следующим поворотом. Как бы то ни было, он появился перед нами слишком внезапно. Вера закричала и надавила ногой в пол, но педаль тормоза была, конечно же, с моей стороны, а я был абсолютно уверен, что столкновения не произойдет.

Он больше напоминал обезьяну, нежели человека. Он был уродлив, замотан в потрепанную львиную шкуру, на которой болталась львиная голова. С воплем он бросился на пикап, обнажив острые зубы. Я хотел было увернуться, но в этом не было смысла, к тому же, я не хотел свалиться в кювет. Пещерный человек поднял дубину, в которую были воткнуты острые камни, и начал махать ею с такой легкостью, будто она весила не больше перышка.

Дубина растаяла в воздухе за мгновение до того, как обрушилась бы на крыло автомобиля. Я снова услышал рев пещерного человека — кажется, прямо возле моего уха — и вдавил педаль газа до упора. Мы выехали на дорогу; двигатель ворчал и трещал. Скорее всего, тот пещерный человек — вернее, его призрак — думал, что мы неплохо сгодимся в пищу. Я посмотрел в зеркало, но человека уже не было видно.

— Он был ненастоящий, правда ведь? — тихонько спросила Вера. Она смотрела прямо перед собой. — Просто картинка, застывшая в воздухе, да?

— Да, все верно, — ответил я. И подумал о царапине на столешнице. Мои пальцы с силой сжимали руль. Царапины не было, пока этот идиот викинг не начал махать своим топором. Мысли мои текли в опасное русло. Викинг был призраком, и топор у него был призрачный. Картинка, застывшая в воздухе. Так откуда же на столе взялась царапина, словно кто-то легонько задел его металлическим лезвием?

Я больше не мог думать об этом. От одной мысли волосы у меня на затылке вставали дыбом.

Конкордия — это маленький городок, в котором и посмотреть-то толком не на что, но он показался мне прекрасным, как никогда раньше. Солнце быстро клонилось к закату, к горизонту цвета зеленой ящерицы, и мрак на улицах города рассеивался в свете фонарей. Мы направились прямиком в местное кафе. Там было полно народа — наверное, многих посетила та же идея, что и меня. Общество живых людей успокаивало, хотя еда была, как всегда, паршивая. Естественно, главной темой для разговора были призраки; то и дело кто-нибудь кричал: «Посмотри в окно!» — и все оборачивались, чтобы посмотреть на призрака, идущего по Главной улице. Небо сверкало, над горизонтом вспыхивали молнии, а мы все сидели в кафе и наблюдали за парадом призраков. Мимо прошел мужчина в смокинге и ботинках с гамашами, его напомаженные волосы блестели; сломленным голосом он звал женщину по имени Лиза, по его щекам текли призрачные слезы. Затем мимо окон кафе пробежал солдат в нацистской форме, в руках он держал призрачный автомат. Маленькая рыжая кудрявая девочка в ночной рубашке, шатаясь, прошла по улице, крича что-то на языке, которого я не знал. Несколько женщин хотели было выйти на улицу, чтобы помочь ей, но мужчины преградили им выход. Маленькая девочка была призраком, и никто не хотел видеть ее среди нас, живых.

Множество их бродило возле кафе: полуобнаженные египтяне с орехово-темной кожей, женщины в пестрых танцевальных костюмах, пара мужчин в высоких шапках, отороченных мехом, призраки в тряпье. Призрачный мальчик лет двенадцати, ровесник Бена-младшего, подошел к окну кафе и заглянул внутрь. К нему присоединился призрак беззубой женщины с длинными седыми волосами. В другое окно смотрел мужчина в полосатой тюремной робе, а из-за его плеча выглядывал высокий худощавый парень с раскрашенным, как у клоуна, лицом. Через несколько минут вокруг кафе собралась целая толпа, все они смотрели на нас, и аппетит у меня тут же пропал. Снаружи было пять-шесть десятков призраков, они глядели на нас и, наверное, хотели к нам присоединиться. Грейс Тарпли, метрдотель, принялась опускать на всех окнах жалюзи, а затем Митч Бреннер и Томми Шоукросс встали из-за столов, чтобы помочь ей. Но как только все жалюзи были опущены, а окна закрыты, призраки на улице начали стонать и выть, и на этом наш ужин был закончен. Некоторые — я говорю о живых — тоже стали плакать и стонать, главным образом дети. Черт, я даже видел пару мужчин, которые так упали духом, что принялись реветь. Это уже было совсем не смешно.

Во всяком случае, шум из кафе, должно быть, спугнул призраков, потому что их голоса начали отдаляться, пока совсем не затихли. Теперь плакали только живые. Затем Грейси вскрикнула так, что у здания чуть не снесло крышу: старый фермер, одиноко сидевший за столиком над нетронутой чашкой кофе, вдруг встал и испарился. Никто не знал его, но, наверное, все подумали, что он просто не местный. Похоже, некоторых призраков уже трудно было отличить от живых людей.