Гавриил Троепольский - Белый Бим Черное ухо (сборник)

– К слову пришлось, – ответил тот в самом добрейшем расположении. – А впрочем, может, ты и есть сонная тетеря. Чего забываешь друзей? Как стал председателем райисполкома, так уж и… Подумаешь! Чин! Небось как с дипломной работой – висел у меня на шее, а тут – ни гугу.

– Каюсь. Признаю! – воскликнул Фомушкин, потрясая руку Чумака.

А тот крикнул:

– Огня! Будем поджаривать председателя райисполкома!

– Огня! – заревел Захар Макарыч и первым ринулся в лес за сухими сучьями.

Мы тоже – за ним. Уже в сумерках всей компанией набрали ворох топлива. Вновь заполыхал костер. Теперь вокруг уже ничего не было видно: мир стал маленьким и уютным и уместился весь на этом пятачке, освещенном пламенем.

– Сказать вам всем новость? – спросил Алеша, подкладывая сучья в огонь.

– Всегда рады хорошей новости, – ответил Фомушкин, подвешивая чайник на козелки.

– Мы с Захаром Макарычем видели на русле чудо преестественное.

– А ну-ка? – встрепенулся Петр Михайлович Чумак. – Чего видели, кого видели?

– Пе-ре-ме-това!

– Шуршит хворостом, возится, как нечистый дух, – уточнил Захар Макарыч.

– Новость твоя, Алеша, уже с бородой. Знаем, – сказал Фомушкин и почему-то бросил взгляд на Чумака.

И тут я заметил, как Петр Михайлович, сидя на коленях у костра, сначала чуть помрачнел, а потом встряхнул головой, взмахнул единственной рукой, неожиданно рассмеялся, казалось, без всякой причины и произнес возвышенно:

– Отгремевшая гроза района!

Трещал костер, выхватывая из темноты то целое дерево, то куст, а то и всю поляну сразу. И тогда дерево дрожало, куст, казалось, шевелился, а поляна играла бликами. Но так – лишь на несколько секунд, при игре огня. Кругом же была темнота. Только звезды осыпали нас сверху и с боков. Очень яркий Юпитер висел прямо над еле различимым силуэтом леса, будто выглядывая и прислушиваясь к нам.

Потом мы пили чай. Захар Макарыч рассказывал, какой хороший хлеб в этом году («на полкруга – полный бункер!») и как его, Пушкаря, по-доброму встретили в колхозе. В заключение он подытожил:

– Этим летом я убежал маленько от старости.

– Тебе, Макарыч, осталось и жить-то каких-нибудь восемьдесят лет, – подсчитал Алеша и тут же начал было выкладывать Валерию Гавриловичу о своем совхозе: – Я вот вам сейчас – всю подноготную…

Но кто-то, идя от берега, кашлянул два раза, будто поперхнувшись.

– Кто? – спросил Алеша.

– А ты кто? – послышался ответный голос.

– Переметов идет! – тихо воскликнул Петр Михайлович.

– Пропал вечер, – вздохнул Валерий Гаврилович. А к Алеше обратился тихонько: – Потом расскажешь. Сейчас о делах – ни мур-мур.

– Соображаю, – согласился Алеша.

– Все тут? – спросил Переметов вместо приветствия.

– Вас не хватает, Яков Гордеевич, – ответил Захар Макарыч. – Остальное все в порядке.

– Раз, два, три… Пятеро, – сосчитал нас Переметов, как овец в отаре. – По десять штук – пятьдесят уток… Где же им наплодиться, уткам-то!

– По десять нельзя, – возразил Алеша. – Разрешается только по четыре на нос. Три дня поохотитесь – пожалуйста, можно и двенадцать.

– Кто это тебе сказал? – спросил Переметов, явно наметивший себе десять жертв на завтра.

– В газете написано.

– В газете… Мало ли что в газете… Возможно, и в газете, – неожиданно передумал Переметов. – Если в газете, то – установка… Вот так… По четыре? Ну, по четыре так по четыре, – примирился он.

Переметов все еще стоял у костра, пока Валерий Гаврилович не пригласил его.

– Садитесь, Яков Гордеевич, чайку выпейте. Помогает – поднимает настроение.

Тот сел. Петр Михайлович подал ему свою алюминиевую кружку и сахар:

– Помогает чай здорово – голова лучше работает.

– Это точно, – согласился Переметов. – По себе знаю. Точно – помогает. – И пил чай, шумно отхлебывая.

В первые минуты все мы почему-то прислушивались, как он пьет чай – с аппетитом, со вздохами, с большим удовольствием. Но он, еще не докончив чаепитие, стал поучать и наставлять:

– Ты думаешь, Фомушкин, руководить районом – раз плюнуть? Нет, брат, не так. Не так совсем… Надо с народом держать связь. С народом. Вот так…

– Держим связь, – попытался отбрыкнуться Валерий Гаврилович, но это только подлило масла в огонь.

– Ты – связь! Нету связи. Оторвался от народа. – Он, казалось, сердито отхлебнул последний глоток и, не глядя, возвратил кружку Чумаку.

– А это еще надо доказать, – бросился в защиту Алеша. – Нужны факты. Дайте фактики.

– Факты? – переспросил Переметов и окинул всех нас взглядом. – Я бы тебе тысячу фактов привел… да не место тут об этом балясы точить. Все идет к худшему и к худшему. С такими темпами отрыва от народа не скоро придем к коммунизму, а обратно пятиться будем.

– А может быть, вам это только кажется? – как-то вяло, нехотя спросил Валерий Гаврилович.

– Что мне кажется?

– Ну, что все хуже в районе, чем при вас.

– Нет, брат ты мой! Это тебе кажется все хорошо. Вот так…

– Мне не кажется. Есть и хорошо, есть и плохо. По-разному.

– Ничего я не вижу хорошего в районе. Ни шиша. Вот так… И вам, дорогие товарищи, придется потом расплачиваться за свою совесть. Придется выпить горькую чашу. Я не пророк, но так оно и будет.

– А мы ее уже выпили до дна, горькую чашу, – рубанул неожиданно и на полном серьезе Захар Макарыч.

Никто из нас не понял намека. Переметов спросил в недоумении:

– Как так – выпили до дна?

– А так: перед тем как ехать сюда, мы с Алешей целую поллитру раздавили, как головастика. Крэк! И – нету.

Мы рассмеялись. Однако Алеша даже и не улыбнулся. Он, казалось, приготовился слушать ответ Переметова на шутку. Но тот, покачивая головой, повторял с сожалением:

– И это – руководители! Руководители называются. Как же вы с народом будете разговаривать? Руководители… Дошли до ручки… Тоже мне, руководители. – Он напирал на это слово, поглядывая на Чумака и Фомушкина с участием, как на больных. – «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь», – сказал писатель Гоголь. И правильно сказал…

Захар Макарыч в данном случае представлял «народ», который тоже смеялся и любил смеяться. Меня же, конечно, Переметов не причислял ни к тому, ни к другому слою общества, поэтому я хохотал от чистого сердца.

Когда же стали располагаться, чтобы вздремнуть перед зорькой часок-другой, Переметов заметил, что место мы выбрали не то, и что костер развели не там, и что варить чай не умеем, что варить его надо с умом, а «не раз плюнуть».

Алеша нарочито вежливо остановил его поучения:

– Вы ложитесь-ка, Яков Гордеевич. Ложитесь. Мы народ тугой – за один вечер не перевоспитаешь. Ложитесь – отдохните. Чего зря слова тратить. Если бы так с месячишко, то польза была бы. А за один вечер – не получится, говорю.