Иван Гончаров - Том 1. Обыкновенная история

В 1867 году Гончаров уходит в отставку, осознав, повидимому, что цензорская деятельность не к лицу русскому писателю.

В 1869 году в либеральном журнале «Вестник Европы» появился третий и последний роман писателя – «Обрыв». Гончаров работал над ним двадцать лет. Замысел «Обрыва» возник почти одновременно с замыслом «Обломова». Рассказывая о своем посещении Симбирска в 1849 году, Гончаров пишет: «Тут толпой хлынули ко мне старые, знакомые лица, я увидел еще не отживший патриархальный быт, и вместе новые побеги, смесь молодого со старым. Сады, Волга, обрывы Поволжья, родной воздух, воспоминания детства – все это залегло мне в голову».

При первоначальном замысле в романе должна была быть широко разработана тема «лишнего человека», традиционная для литературы дворянского периода русского освободительного движения. В то же время уже тогда, Гончаров почувствовал появление в русской действительности людей нового склада и новых стремлений. «В первоначальном плане романа, – указывал писатель, – на месте Волохова у меня предполагалась другая личность – также сильная, почти дерзкая волей, не ужившаяся, по своим новым и либеральным идеям, в службе и в петербургском обществе, и посланная на жительство в провинцию, но более сдержанная и воспитанная, нежели Волохов. Вера также, вопреки воле бабушки и целого общества, увлеклась страстью к нему и потом, вышедши за него замуж, уехала с ним в Сибирь, куда послали его на житье за его политические убеждения». Сложившееся в 60-е годы враждебное отношение Гончарова к революционно-демократической интеллигенции изменило этот первоначальный замысел романа в сторону обличения «нигилизма». «Тогда под пером моим прежний, частью забытый, герой преобразился в современное лицо…» – свидетельствует сам Гончаров в статье «Намерения, задачи и идеи романа „Обрыв“», опубликованной лишь после смерти писателя.

В первой части романа, рисуя столичную светскую среду, Гончаров подвергает острой критике бездушный и холодный аристократизм, ханжество и высокомерие высших дворянско-бюрократических кругов, представленных в романе в образах старого светского жуира Пахотина, эпикурейца-бюрократа Аянова, «великолепной куклы» Беловодовой и др. Гончаров считал, что «большой свет» давно порвал с русскими нравами, русским языком, пропитан эгоизмом и космополитическими настроениями. Жизнь высшего светского общества рассматривается Гончаровым в связи с ненавистной ему обломовщиной. Так Аянов – тот же обломовец, для которого цель жизни – чин тайного советника, спокойная служба с высоким окладом в каком-нибудь ненужном комитете, «а там, волнуйся себе человеческий океан, меняйся век, лети в пучину судьба народов, царства – все пролетит мимо его…» В образе Беловодовой, по словам писателя, представлена «стена великосветской замкнутости, замуровавшейся в фамильных преданиях рода, в приличиях тона, словом в аристократическо-обломовской неподвижности».

Первоначально роман Гончарова назывался «Художник». По признанию самого писателя, главное его внимание было уделено образам Райского, бабушки, Веры. В Райском сам Гончаров видел «сына Обломова», но действующего в другую, переходную эпоху. Именно в этом смысле устанавливал писатель внутреннюю связь между романами «Обрыв» и «Обломов».

Райский – «натура артистическая». Подобно Рудину, «он умом и совестью принял новые животворные семена, – но остатки еще не вымершей обломовщины мешают ему обратить усвоенные понятия в дело…» Райский мечтает о великом искусстве, но «труд упорный ему был тошен». Гончаров прямо связывает последнее обстоятельство с «праздной жизнью почти целого общества», с «обеспеченным существованием» дворянской интеллигенции.

В глубокой мысли писателя о том, что в бесплодии и дилетантизме Райского виновата обломовщина, которая «как гири на ногах тянет назад», нельзя не усмотреть влияния добролюбовской критики лишних людей с их барски-маниловским отношением к труду, к искусству.

Райский оказался в искусстве и науке одним из тех неудачников, которые «верили в талант без труда и хотели отделываться от последнего, увлекаясь только успехами и наслаждениями искусства». Но «серьезное искусство, как и всякое серьезное дело, требует всей жизни», – замечает Гончаров, воспитавшийся на критических заветах Белинского.

Гончаров сам указывал на исторически типическое значение Райского, как представителя дворянско-либеральной интеллигенции 40-х годов. «Я ставил неоднократно в кожу Райского своих приятелей из кружков 40–50 и 60-х гг., – пишет Гончаров. – Как многие подходили к этому типу». Эстетство, понимание искусства, присущие Райскому, характерны для таких литераторов дворянско-либерального лагеря, как Боткин, Анненков, Дружинин, которых превосходно знал Гончаров.

По своим общественным взглядам Райский противник крепостного права, либерал. Он непрочь бросить «в горячем споре бомбу в лагерь неуступчивой старины, в деспотизм своеволия, жадность плантаторов», как тогда называли помещиков-крепостников. Ему как будто претит владение крепостными крестьянами; он просит бабушку, наблюдающую за его имением, отпустить крестьян на волю, но ему лень, недосуг провести в жизнь свои либеральные взгляды, и, как Обломов, он привык пользоваться подневольным, даровым трудом. «Новые идеи кипят в нем, – пишет Гончаров, – он предчувствует грядущие реформы, сознает правду нового и порывается ратовать за все те большие и малые свободы, приближение которых чуялось в воздухе. Но только порывается… он, если не спит по-обломовски, то едва лишь проснулся и пока знает, что делать, но не делает ».

Гончаров сочувствует Райскому, его неудачам и исканиям, писателю нравится его живой ум, впечатлительность, подвижность, страстное отношение к жизни, восхищение красотой. Однако вечные колебания и сомнения Райского, его пустое красноречие, его страсти, вспыхивающие и гаснущие, подобно фейерверку, – все это вызывает ироническую улыбку Гончарова, критически относившегося к своему герою.

Образ Райского оттеняют такие второстепенные, но глубокие по замыслу персонажи романа, как художник Кириллов и учитель Козлов. Это труженики искусства и науки. Гончарова, однако, не удовлетворял тип Кириллова – художника-аскета, ушедшего от жизни и превратившего искусство в своего рода божество; подобная «крайность» не может служить примером, как бы говорит этим образом писатель.

В трагическом плане изображен Гончаровым неудачник Козлов. В статье «Лучше поздно, чем никогда», поясняя смысл «Обрыва» и отдельных его образов, Гончаров пишет:

«В учителе Козлове мелькнуло мне лицо русского ученого-труженика, с намеком на участь русской науки в обломовском обществе». Гончаров стремился подчеркнуть, что Козлов жил в среде, совершенно равнодушной к науке. «В нем теплится искра любви к знанию, но как в степи – нет ей пищи, ни посева, ни полива, некуда бросить семян – и они глохнут в нем самом…»