Александр Викорук - Христос пришел

Она остановилась, постояла, склонив голову.

- Пойду назад, - Настя повернулась, но сделав два шага, обернулась. Он о вас хорошо говорил, говорил, нет больше таких друзей. Разве так бывает?

- Вот, случилось, - ответил Елисей. - Лет восемь назад разговорились на выставке. Он, я заметил, легко знакомился.

- Нет, вас он особо выделил.

Елисей провел пальцами по ее голове, сминая легкий шелк волос, потом сказал задумчиво:

-В августе сон видел. Сначала девушка, потом жена и мама. Она умерла давно. Странно, но я их всех люблю... Твоим дружкам, Есипову это доставило бы удовольствие.

- Они все кретины, - зло сказала Настя.

- Давно уже не преклоняюсь близости с женщиной: женой, любой другой... Смешно. Как в мелкую речушку в жару зайти.. Вода блестит, ноги холодит, а от жары не спасает, только муть со дна, глина... Мне кажется, я сразу в тебе почувствовал Жукова. До сих пор осталось: кудри его, глаза шальные, добрые. Остался мальчишкой, неизлечимо наивен. Хорошо, что тебя увидел. Тебя я тоже люблю. Это не пройдет, Ты поймешь и согласишься.

Она быстро потянулась к нему, поцеловала в щеку и торопливо пошла, но тут же обернулась и крикнула:

- Прощайте!

Через минуту ее уже нельзя было различить в сплетении теней, слабых отсветов далеких фонарей. Сзади, по скрытому деревьями проспекту пронеслась машина. И снова стало тихо.

Тут всплыло в памяти: "После Есипова не могу", - и щупленькие плечи, чернобровое лицо с невидящими мутными глазами. Потерянная Рая. Нет... не так. Страшно было сегодня от холода пригрезившегося раннего утра, от ощущения грани, за которой неподвижность смерти. Ему нужно было ее тепло, прикосновение добра и жизни. Его она тоже спасла. Она нашла его, и он не потерялся.

***

Вихрь закрутился над поворотом дороги, взметнул сухую пыль и стал приближаться, вращая мутными космами. Но не долетев шагов двадцать, смерч сник, пыль осела, и только легкое касание ветра долетело к измученным ногам Иошуа, остудило потную грудь, лицо. Он с облегчением вздохнул, пошевелил правой ногой, выискивая такое положение, чтобы утихла боль в большом пальце. Еще утром он ушиб палец о камень в траве, теперь палец припух, рядом с обломанным ногтем разгорелась краснота. Боль не спадала. Было бы хорошо зайти по щиколотку в холодную воду ручья, и стоять в нем, пока не пройдет жар в ноге. Но источник по пути не встретился, а достать воду из колодца, рядом с которым он сидел, было нечем.

Чтобы отвлечься, он стал разглядывать желто-серую мозаику крыш и стен хижин Сихаря, начинавшегося там, откуда прилетел порыв ветра. Городок темнел вечерними тенями, послышался ленивый брех собак, потом над ближним домом взметнулась стайка мелких птах и с гомоном перелетела в крону дерева.

Скука и сон поглотили городок навечно. Лишь дурная весть или смерть соплеменника могли ненадолго нарушить спячку. Иошуа представил сухие обожженные лица жителей городка, их скорбные жесты, угнетенные болью глаза и улыбнулся. Если б знали они, подумал он, как мало нужно для радости. Как спящий человек утром открывает глаза, надо очнуться, оглянуться, вдохнуть вместе с воздухом простую истину, что человек - сам источник радости. Это он дарит ее миру, коснувшись цветка, плеснув в лицо родниковой воды, поймав взгляд любимой или в минуту ночного одиночества осознав жуткую глубину звездного неба. "Я скажу им об этом", - решил Иошуа, и ему стало весело.

От окраинного домика отделилась женская фигура с кувшином. Она приближалась медленно, едва переставляя ноги. Сандалии утопали в пыли, накидка вот-вот могла упасть с головы, а женщина ничего не замечала, понурив голову от забот, которые и за порогом дома не оставляли ее. Край ее одежды задел пыльную траву на обочине, взметнув мутное облачко.

У самого колодца она наконец заметила Иошуа, испуганно вздрогнула и растерянно замешкалась.

- Не бойся меня, - тихо сказал он.

Пряча в складках покрывала лицо, она неловко пыталась опустить кувшин в колодец. Потом нетерпеливо дергала веревку, проверяя тяжесть кувшина. Наконец она вытащила кувшин и вздохнула сдержанно.

- Позволишь ли напиться мне? - спросил он.

Женщина испуганно замерла, ее глаза метнулись в сторону, она молчала, потом едва слышно сказала:

-Что скажут твои соплеменники. Они осудят тебя.

- Если бы я боялся пить воду, я бы от жажды умер и не родился бы.

Она молчала, не зная, как поступить.

- Что же ты медлишь?

- Боюсь повредить тебе, ты ведь иудей.

- Утоляющий жажду не может причинить зло.

Женщина подала кувшин. Иошуа взял и разглядел ее подведенные брови, румянец на щеках и яркие сочные губы.

- Сейчас я вволю напьюсь, а потом моя жажда во сто крат усилится, и где я найду такую утешительницу.

Она смутилась и рукой попыталась закрыть лицо накидкой.

- Ты не поняла меня. - Иошуа наконец прильнул губами к краю кувшина и сделал несколько глотков. - Тело, как земля, плеснул воды - комки размякли, готовы принять зерно, родить жизнь. Припекло солнце, налетел сухой ветер - и земля окаменела, покрылась трещинами, все умрет, если снова не плеснуть воды... Над телом, как и над землей, надо усердно гнуть спину от зари до зари. - Иошуа улыбнулся. - А неблагодарное тело, отжив свое, как дряхлое дерево, рухнет оземь и истлеет. Вот тебе и благодарность... Как любовник, который щедр на посулы, пока женщина дарит ему ласки, а стоит ей удалиться, и он заглядывается на других.

Женщина нахмурилась и обидчиво поджала губы:

- Мне пора, меня ждут, - она потянулась за кувшином.

- Позови своего мужа, и я дам вам воды, от которой вовек не будет жажды.

Она отпрянула, ее глаза удивленно расширились.

-У меня нет мужа, - проговорила она с горечью в голосе.

- И не было, - наконец догадался он. - А были паскудники, которые мучили тебя и бросали, как надоевшую одежду.

- Как ты узнал?

- Я уже все о тебе знаю, потому что Отец наш, который ведает о нас все - и доброе, и постыдное, и мелкое, он открыл мне истину, и теперь я вижу и знаю тебя, как самого себя, и напиток, который я даю, открывает в каждом источник добра и вечной жизни.

- Про такого я слышала, - проговорила женщина. - Говорили, что придет он и откроет все.

- Это и есть я. - Иошуа улыбнулся.

Женщина замерла, потом встрепенулась и, забыв кувшин, побежала к домам. Достигнув улицы, она закричала:

- Он пришел. Обо мне все знает и обещал мне вечную жизнь!..

В проулок стали выглядывать жители, кое-кто вышел за порог.

"Наивная, - подумал Иошуа, - да и я хорош. Решит еще, что слов моих достаточно, чтобы утешить обиду, прогнать болезнь. Не надо тяжкого труда, не будет страха. Может, над душой еще больше, чем над землей или телом, придется трудиться - и день, и ночь. Там где вера, там и сомнения, а придет пророк, так за ним еще - толпа лжепророков. И не дети мы у Отца нашего, а пастыри, что с первым блеском зари - котомку тощую на плечи и вслед за стадом - туда, где пыль, жажда, дневной зной... А вослед проклятия, вместо ласки, да камни".