Елена Ткач - Царевна Волхова

— Давай-ка ставь чайник, сейчас перекусим, а потом я тебе кое-что расскажу.

— А чего тянуть — говори сейчас.

Не ясно было: рада Тася Ксаниному нежданному появлению или скорее раздражена…

Ксана скосила глаза, указывая на детей, которые маячили на пороге: мол, разговор не для их ушей.

— Слушайте, там на улице весной веет! Вышла утром, а там небо такое… Народ через лужи скачет, — слякоть же еще, грязь по колено, а глаза у всех шалые! Так что, имейте в виду: на носу лето! Это не кто-нибудь — это я вам говорю, а я женщина ведь опасная!..

Она подхватила Сенечку и потащила в детскую, прихватив кулек с конфетами и зефиром.

— Элька, друг, догоняй! — крикнула хмурой Эле, которая так и стояла с мокрыми по локоть руками. — Нам с мамой срочно пошушукаться нужно, шепнула Ксана, приобняв Элю за плечи. — Понимаешь, мама нынче совсем не в духе, а у меня новости для нее. Хорошие. Так что…

— Ладно, теть Ксан. Вы сидите спокойно, я вам мешать не буду. У меня ещё стирки целый таз, а «Вятка» наша сломалась.

— Так надо бы мастера… — начала Ксана, но девочка уж не слушала, скрылась в ванне, плотно прикрыв за собой дверь.

— Да-а-а, — покачала головой притихшая Ксана. — Что-то совсем завяли мои девчонки. Замучились, бедные. Ну, да не беда!

Тряхнув головой, она ринулась в кухню — как на баррикады. Знала, что предложение её может вызвать у Таси бурю протеста, и ей предстоит непростая задача убедить её в том, что это единственный выход…

Когда минут сорок спустя Эля появилась на кухне, битва уж отгремела, мама, как видно, уж выплакалась и теперь сидела задумавшись, подперев обе щеки кулачками, как маленькая. Тетя Ксана выжидательно глядела на нее, вертя между пальцами сигарету.

— Тетя Ксана! — поразилась Эля. — Вы же не курите!

— Закуришь тут с вами, — обернулась та с наигранно-сердитым выражением. — Им тут, можно сказать, манна небесная с неба сыпется, а они, видите ли, ещё раздумывают! Ух! — она погрозила Тасе кулаком, а потом охнула. — Ах ты, Боже мой, я же в театр опаздываю!

И прошелестев по коридору длинной кожаной юбкой, наскоро запахнув плащ, уже сбегала по лестнице, оборачиваясь и махая рукой.

Захлопнув дверь, Тася привалилась к ней спиной, запрокинула голову.

— Мам, ну что? — не удержалась Эля. — Чего она предложила? Работу?

— Пойдем-ка. Надо нам было при тебе говорить, ты ведь теперь совсем взрослая…

Со вздохом опустившись на стул, она закурила, прищурилась и взглянула на дочь.

— К новым русским в услужение мне идти предлагает. Как думаешь, соглашаться?

Эля вскочила так резко, что опрокинула табуретку.

— Мам, и ты ещё спрашиваешь?! Я надеюсь, ты уже отказалась?

— Погоди, Эльчик, не горячись. Нам с тобой привередничать-то нельзя.

Тася отвернулась к окну и, ссутулившись, какое-то время молча курила. А Эля не решалась нарушить паузу.

— Киска, все не так страшно! — вздохнув, обернулась к ней мама. Сейчас я тебе расскажу, что и как, а решать будем вместе. Хорошо?

— Мам, ну чего тут решать, что решать? — кипятилась девчонка, дергая маму за руку. — Ну подумай: ты — и прислуга! И у кого? Ладно бы у бельгийской королевы — это бы ещё можно, а так… Мамуль, ведь тебе от этого только хуже будет… и не только тебе!

Эля отвернулась, с ненавистью глядя на на капли, мерно тренькающие о край раковины. Кран у них тек давно…

Суть Ксаниного предложения сводилась к следующему: её подруга актриса, вышедшая на пенсию, на весь весенне-летний сезон сдала свою дачу в Загорянке. Посторный двухэтажный дом с террасой и тенистый сад. Правда, довольно запущенный… Ее весьма деловой племянник, видя, что тетке пенсии не хватает, быстренько убедил её сдать дачу и подыскал съемщиков, семью своего начальника Ермилова. Тот был главой крупной торговой фирмы. В его семье было двое детей: младшая девочка — ровесница Сенечки и сын девяти лет. Детям на лето нужна была няня или бонна — это уж как кому больше нравится называть…

Когда Любаша, эта самая актриса, поделилась с Ксаной своей новостью, та прямо-таки подскочила с восторженным воплем: мол, будет у этого торгаша бонна! Она сразу подумала о Тасе — для той это было решением многих проблем. И платить за жилье не нужно с марта по сентябрь, и свежим воздухом бы дети дышали… рай, да и только!

Ксана немедленно приступила к переговорам, даже ещё не добившись Тасиного согласия. Оказалось, что Тасина кандидатура семейство Ермиловых вполне устраивает. Узнав о том, что Тася учительница, они пришли в полный восторг и заявили, что помимо пятисот долларов в месяц за услуги няни, готовы платить ещё триста за уроки которые она будет давать их сыну. Оставалась самая малость — убедить Тасю! Ксана почему-то ни минуты не сомневалась, что подруге это предложение, мягко говоря, придется не по душе.

Так и произошло. Тася понимала, что восемьсот долларов в месяц — это просто сумасшедшие деньги, но… уж слишком дорого они могут ей доставаться! Идти в услужение… нет, её независимая натура не желала мириться с ролью прислуги. Да ещё у какого-то торгаша!

— Таська, ты это брось! Честное слово, это не гордость в тебе восстает, а бабский дешевый гонор.

Этот разговор и произошел на кухне, пока Эля стирала.

— Ты меня, конечно, прости, подруга, но горе тебя сделало не мудрей, а… — Ксана не договорила и закурила, наконец, ту злосчастную сигарету, которую перед тем долго вертела в пальцах.

— Уж какая есть! — недобро усмехнулась Тася. — Ксанка, спасибо тебе… милая ты моя! Ты уж прости меня, глупую, в самом деле не ведаю, что творю!

И она разрыдалась на плече любимой подруги. И стена непонимания, на миг разделившая их, вмиг исчезла.

— Таська, дура ты моя дорогая, я ведь все понимаю, все! — жарко шептала Ксана, прижимая к себе мокрое от слез Тасино лицо. — А ты перечеркни, задуши в себе прошлое, душу не растравляй. И все начни заново. Тебе ведь всего тридцать с хвостиком. С тоню-ю-юсеньким! Разве это для такой красавицы возраст?! Все у тебя будет, Таська, попомни мои слова!

Тася подняла на неё заплаканные глаза, в которых засветилась надежда.

А Ксана покачивала её, обхватив руками, и думала, что не знает слов, которые могут утешить и поддержать эту несчастную женщину. Дело даже не в том, что подруга её в одночасье все потеряла — дом, мужа… Она себя потеряла! А вот это беда так беда! Потому что тому, кто сам в себе разуверился, может помочь только чудо…

И теперь, когда Тася с Элей остались вдвоем и Эле доверено было право решать, она вдруг поняла, что не может отговаривать маму. Что какая бы жизнь не ожидала их в Загорянке, какой бы протест не вызывала эта работа, она должна помочь маме на неё согласиться. Сделать шаг. Пускай даже против этого все в душе восстает! Но этот шаг должен заставить маму подняться, распрямить спину. Накраситься, наконец! В парикмахерскую сходить…