Шломо Вульф - Глобус Израиля

x x x

Палестинский джип так и не прибыл на место встречи для совместного патрулирования. Это было совсем не похоже на лейтенанта Хафеса, угрюмого профессионала, ни разу не подводившего Марка и его взвод последние несколько месяцев. Как ни странно, на этого матерого террориста, одного из тех, кто уходил с Арафатом из Ливана в Тунис и обратно в Израиль, можно было положиться как на самого себя. Не нашел нас в этом зеленом тумане? А рация почему не отвечает? Марк вызвал базу. Опять молчание. Ребята в джипах притихли, чувствуя непривычное смятение своего сержанта. И тишина. Они знали цену такой тишине и такому туману на перекрестке в центре палестинского города, где только вчера были настоящие уличные бои со слезоточивым газом, резиновыми пулями и тысячами озверелых подростков с камнями, бутылками, рогатками. И ухмыляющиеся палестинские полицейские в сторонке. Три года непрерывной свирепой конфронтации выработали у Марка и ребят его разлива повышенное чувство опасности, особенно вот так, не двигаясь, как бы превратившись в мишень. Марк дал сигнал двигаться в сторону базы и тут прозвучал вызов, резко как выстрел в тишине. Голос командира был странно дрожащим, словно он сдерживал смех: "Все, кончай воевать, домой, все домой, отбой, полный отбой, хаверим..." "Хафес не прибыл, Дани", -- крикнул Марк, невольно поддавшись неестественному веселью. "Кибенемат! -- счастливо гаркнул офицер единственное освоенное им за годы алии русское выражение, -- он уже никогда и никуда не прибудет. Домой на полной скорости. Автоматы можете заткнуть себе в задницу, война кончилась, их больше нет!" "Кого? Полицейских Арафата?" "Вообще никого больше нет, добро пожаловать на глобус Израиля!" "Ничего не понимаю, -- буркнул Марк и добавил водителю: -- Гони короткой дорогой". "Там же осиное гнездо, -- возразил водитель, тоже "русский" Дима. -Даже если Ганди действительно наконец пришел к власти и выгнал Арафата в Тунис, там, в гнезде хоть кто-то да поджидает нас." Но приказ был выполнен, джип понесся в редеющем тумане узкими улицами, оглашая пустынный город сиреной. В квартале, названном осиным гнездом метнулась человеческая фигура. Марк окликнул, фигура остановилась. Пожилой араб послушно подошел к джипу, комкая в руках пустую сумку. "Документы", -- приказал сержант, не спуская глаз с сумки. Араб выглядел не просто растерянным, ошеломленным. Сумку он тут же вывернул наизнанку. Документы были в порядке. "Где народ? -- спросил Марк.-- что происходит в городе?" "Что происходит? -- пролепетал старик. -Дорого бы я дал за ответ, куда все вдруг подевались." "Да кто все?" -- заорал Марк, чувствуя себя идиотом. "Вы что, радио не слушали? -- удивился араб. -Сегодня ночью на Земле произошла космическая катастрофа. С планеты исчезли все, кроме евреев и их родственников.-- Вам больше не в кого стрелять." "Ну уж и все, -- засмеялся Марк. -- Ты-то вот он." "Я не араб, -- смущенно сказал старик, -- теперь можно признаться. Я бывший советский разведчик, по национальности еврей." "Да уж, теперь под араба не закосишь, -- кивнул Марк. -- Поедете с нами." Как там дома, привычно подумал Марк.Как отец пережил эту ночь?

x x x

А отец действительно был редким свидетелем окончательного решения еврейского вопроса. Поздно вечером Артур повез на своем велосипеде образцы словарей в старый город, где жили только "русские" и арабы, которых он вечно путал с "марроканцами". Когда он выходил из подъезда, как всегда молясь о том, чтобы его лучший друг и рабочая лошадка, велосипед"Трек"оказался на месте, он с ужасом увидел то, что без конца снилось ему в ночных кошмарах последние годы. У замка велосипеда возился подросток ростом с Марка. Как всегда в экстремальной ситуации, Артур грозно заорал на вора неумелым русским матом, но тот не испугался, даже не смутился, просто вылупил наглые веселые глаза и с искренним изумлением спросил на иврите: "Твой что ли велосипед?" " А ты решил, что твой, ты хочешь иметь дело с полицией?" "Чего вдруг?" -- наконец смутился подросток, у которого чувство страха было вместо чувства совести и который, по всей вероятности, знал повадки израильской полиции не понаслышке. Решив, что велосипед не стоит таких неприятностей, он отошел куда-то за угол. Артур дрожащими руками отстегнул свое единственное сокровише и уже совсем было собрался вскочить в седло, когда его недавний собеседник появился из-за угла с двумя такими же тощими, горластыми и длинными приятелями, к тому же с крупной собакой на поводке. И началась потеха. Нет, это не были российские хулиганы, способные затравить старика собакой, да и собака была не злая. Эти просто решили порезвиться. Собаку натравливали, но не спускали, сами хохотали, что-то кричали, называя Артура абой -- отцом. Отбиваться от них было бесполезно. Следуя российской привычке, Артур сделал вид, что наклонился за камнем. Собака, выросшая в Израиле, естественно, не испугалась, но подростки охотно приняли новые правила веселой игры, да еще какие! Как горели их глаза, когда по телевизору крупным планом показваели искаженные бешенной злобой недетские лица их сверстников, вкладывающих всю врожденную злобу и жажду убийства в зажатый в побелевшем от напряжения кулак с камнем, нацеленным яхуду прямо в лоб. "Убей!" -- орали они ящику, словно могли передать свою собственную злобу этому герою по телевизору. Говорят, футболисты чувствуют страсть своих болельщиков не только со стадиона, но всех сотен миллионов, желающих им победы у телевизора. На стороне палестинских камнеметателей поддержка и энтузиазм миллионов, их гораздо больше, чем арабов... Дорвавшиеся до собственной интифады тут же подобрали по камню. В глазах их исчез азарт детской шутки. На Артура смотрели хладнокровные убийцы. Предсмертный ужас сковал его руки, вцепившиеся в раму велосипеда... И тут начал сгущаться туман, сразу исчезли фонари, а потом и подростки. Они не скрылись за пеленой тумана, они словно растворились в воздухе. Артур едва перевел дух. Мелькнула безумная мысль: кто-то параллельно изобрел мой растворитель. И применил его против этой шпаны. Против всех арабов, задумавших убийство еврея, против всех погромщиков на планете... Но никого рядом не было. Хайфа была пустынной. Исчезли почему-то даже музыка и голоса, доносившиеся только что из всех окон верхних этажей и с балконов.

x x x

"И вот только утром, когда я узнал о катастрофе, я понял, что это все-таки были арабы," -- говорил Артур сыну, сидящему напротив за праздничным столом. Марк, впервые приехал домой без оружия, навсегда, демобилизованный из немедленно распущенной армии. Он внимательно слушал отца, которым он гордися по старой памяти, хотя в последние годы гордиться можно было разве что немыслимым упорством, с которым отец боролся за жалкое существование их семьи, чтобы иметь возможность давать фронтовику-сыну карманные деньги, оплачивать квартиру и бесчисленные счета. Но там, когда-то, на покинутой родине Артур был изобретателем какого-то уникального вещества, которое по неведомой причине изготовить было невозможно. Там этот пародокс приводил к постоянным конфликтам с начальством, а здесь конфликтов не было и быть не могло, ибо вещество это, как и любое другое, как и сам Артур со всеми его достоинствами и недостками, никому был в силу своего возраста и на фиг не нужен, едва перебивался продажей словарей, пока его жена за гроши убирала квартиры богатых израильтянок. Их советские дипломы пылились где-то на антресолях среди старых сапог. Но сейчас, слушая отца, Марк вспоминал не его, а свою израильскую биографию, включавшую три года бесконечной войны с такими же наглыми и трусливыми тварями, что напали вчера на его отца в центре Хайфы. Ах, не было его рядом на той темной улице! Конечно это были ИЗРАИЛЬСКИЕ АРАБЫ, то есть арабы по своей агрессивной сути, но с правами нормальных людей. Их не поставишь лицом к стене, ноги врозь, не двинешь автоматом по заднице, как тех с камнями и бутылками, но уж ему-то, как и любому из его боевых друзей, уронить всех троих было делом плевым. Те это знали, нападали только на стариков, ночью, подальше от полиции, хотя полиция их как раз старалась не трогать. Власть левой прессы -- не шутка в демократической стране. Можно свирепо преследовать поселенцев и прочих "еврейских экстремистов", поднявших оружие для защиты своей семьи от града камней и бутылок, летящих с единственной целью -- убить, но нельзя вот в такой ситуации задержать подростков с собакой, ибо ущерба-то не было, где укусы, адони? Мало ли на кого собака лает. Вот накажем мы этих ребят, а они в МЕРЕЦ побегут, к своим арабским депутатам: полицейский произвол. Вот если я вас задержу и вы в свою ИБА побежите, то мне ничего не будет, плевала на вас ваша олимовская партия, да у них нет ни газет, кроме как на вашем языке, ни телевидения. Спасибо, мне приключений не надо, мне семья дороже. Так что, адони, если на вас они еще раз нападут, то вы сами виноваты, кто же в таких закоулках ночью шляется...