Шломо Вульф - На чужом месте

Со своим никчемным, электрическим! Англичанам ни его махолгт, ни он сам, ни его девка не нужны. Они собираются, в качестве жеста доброй воли, выдать их нам." "От-лич-но, товарищ полковник. Будет нам групповой стриптиз, а пока будем довольствоваться секретаршей. Вы даже себе представить не можете, какой прекрасный вечер нам предстоит! Прекрасный вечер!.. Ага, вот и мы.. Всех взяли?

Что?! Как никого?! А калека? Калеки нету?! Вы... хоть соображаете, что говорите?

Я-то понимаю, что вы ничего не понимаете... Может их тела под окном, ну трупы?..

И трупов нету?.. А оцепление? Что значит всг было в штатной ситуации, если вы прозевали их проход с четвгртого этажа мимо вас по единственной лестнице да еще с инвалидом на руках!.. Я тоже считаю, что такого не могло быть. Тогда где они?

Вы хоть понимаете, товарищ главный сержант, что... тебе самому за это будет?.."

"Ушли, - ласково сказал полковник, потирая подбородок хорошо знакомым Глушкову движением и медленно поднимаясь из-за стола. - И вы уйдете отсюда, капитаном, но до камеры дойдете - ЗЭКОМ!! - вызверился он. Конвой!! Взять гада!

Выпотрошить! Надо же, упустить такую дичь!" "Товарищ пол-ков-ник!" жалко повторял Глушков под сыпающимися на него со всех сторон ударами. Телефонный звонок заглушил его вопли. Доренко схватил трубку "Стойте! крикнул он вдруг задушенно, мгновенно сменив цвет лица с багрово-красного на зеленоватобледный. - Не уводите его..." "Взяли всг-таки? - прошепелявил разбитыми в кровь губами Глушков. - Я так и думал... Они просто... заскочили в соседнюю квартиру..."

УКакую, к дьяволу, квартиру! Вы же сами, Иван Павлович, в каждую посадили по засаде... - чуть слышно проговорил только что такой грозный начальник, опускаясь на стул. - Ах, если бы, Глушков... Но дело гораздо хуже. Звонил Василий Никитич...ну, начальник Первого отдела ЦНИИПМФа. Только что выяснили по химическому покрытию чертежей махолгта и индикатору индивидуального запаха: Драбин... или как его там на самом деле Абрамыч твой, Дробинский..." "Ну? Невиновен? - с пустой надеждой спросил Глушков. - Кто сказал?" "Не-ви-но-вен!? Да он снял на микроплгнку ВСЕ совершенно секретные документы по гидромахолгту.

Мало того, этот шпион у тебя, падла, под носом, постоянно записывал на диктофон все свои беседы с этим наивным дураком-Дубовиком и с твоим же старым пердуном-Пухиным. И со всеми смежниками из ВВС. Теперь у него ВС?, понимаешь, куратор ты сраный, всг, что надо для производства махолгта в Америке и Англии против нас. А уж они-то развернутся немедленно..." "Но, товарищ полковник, Владимир Кузьмич... Они же не могли улететь из коммуналки с калекой за границу!

Они еще где-то в Ленинграде. Мы их возьмгм... Позвольте мне мемедленно сделать обыск у секретарши! Они же явно вместе работали!" "Молись, капитан Глушков, молись, дорогой Иван Павлович, за нас обоих... Привести капитана в порядок.

Включайся, Глушков, и не обижайся... не поймаем, оба будем похожи на твоего Егора! Общая тревога! - крикнул Доренко в селектор. - Ситуация "Воздух!!" Всем службам Советского Союза... Только чует мог сердце, что не зря этот последний свободный советский еврей появился у нас так нагло... Не возьмгм мы их никого!..

Не только девочку свою ты за загар не пощупаешь, а нас с тобой обоих долго будут с нашей кровью смешивать... Ой долго, капитан. Смерть нам будет райским удовольствием!.."

***

"Ну, я в консульство за вашими израильскими паспортами", - распоряжался Фридман в почти неузнаваемой комнате Егора, где сначала в Ленинграде, потом в Санкт-Петербурге всю свою жизнь прожила ошеломлгнная их внезапным появлением одинокая еврейка. Брошенная удравшими три года назад в Америку сыновьями, жалкая Фаина Моисеевна доживала свой век, практически голодая. "Никого не впускайте, - сказал ей Фридман. - Ни в квартиру, ни в комнату. Я скоро вернусь. Вот тут деньги. Их вам должно хватить надолго." "Бог вас послал, - плакала старушка, лихорадочно пересчитывая стодолларовые купюры. - Мне этого... до конца жизни...

и на похороны... А пускать? Посудите сами, кого же я могу пустить, товарищ...

господин Фридман? - Фаина Моисеевна разводила руки, поднимая брови и тряся седыми кудряшками. К ужасу беглецов, они щерила в жуткой улыбке рот с единственный гнилой зуб. - Я тут опять, как в 1942, одна осталась во всей квартире. Остальные кто умерли, кто съехал куда-то... Ко мне уже полгода никто не ходит... Но вы, Арон Хаймович, всг-таки побыстрее... А то пронюхает КГБ..." "Господи, - ахнула Галя. - И тут... Куда же мы сбежали?" "Тут ФСБ, - успокоил их Фридман. - А эта служба сегодня до безобразия похожа на нашу милую хозяйку... Один зуб от МГБ остался. Не бойтесь. В крайнем случае, я им хорошо заплачу. Сами вывезут за любую границу. С любыми микроплгнками."

"Боря, - зашептала Галя, когда старая еврейка вышла запереть двери на замки, засовы и цепочку. - Откуда могут быть на земле такие пенсионеры?.. Нашим же всг бесплатно! Как можно, Господи, оставить голодать пенсионера? Это же безнравственно. Ведь это же они создали абсолютно всг, чем мы пользуемся. Поэтому им обычно создаются наилучшие условия жизни, всякие там санатории, пансионаты, лечебницы, сиделки... А тут..." "Ты не в Чикаго, моя дорогая, - засмеялся Борис. - Вернее, именно в Чикаго, но не в его богатой части. А по всем вопросам недостатков капитализма не ко мне, а к товарищу диссиденту... Это по его части - борьба с коммунизмом. Боюсь, нам предстоит еще немало открытий вне плохого Советского Союза. То ли еще будет..." Егор напряженно смотрел на Бориса. "Если здесь действительно нет МГБ, - сказал он, - то всг остальное не существенно. Если нам действительно удастся сбежать из СССР, я вам расскажу, что именно ждало бы вас в коммунистическом раю, если бы не Фридман. Меня не просто пытали. Меня заставляли смотреть, как терзают других... В то числе, - он смертельно побледнел, - таких же молодых и красивых женщин, как вы, Галина Вадимовна..." "Но пытать годами нищетой и унижением пенсионеров..." У...Советская власть всг-таки не позволяла, - горячо включилась в разговор неслышно просочившаяся в комнату Фаина Моисеевна. - Я вас умоляю, до контрреволюции я на свою пенсию могла купить почти всг, что продавалось. И подарки, как блокаднице, на Первое и Девятое мая, на ..."

Фридман появился только вечером. Он прингс им документы, билеты до ТельАвива, деньги и одежду для каждого. Галя долго переодевалась с помощью старушки за ширмой, прыская от смеха. "Вы теперь - новые репатрианты. Почти граждане Израиля, - пояснил Арон. - Так что можете даже и погулять по городу." "Нет!! - замотали головами несчастные граждане первой в мире страны светлого коммунистического сегодня и завтра всего мира. - Как можно раньше подальше от этой земли, - добавил Борис, а Егор тут же судорожно закивал: - В любом измерении эта проклятая страна таит для нас смертельную опасность..." Он в свогм перекошенном кресле не сводил глаз с окна напротив, где двигались, естественно, незнакомые люди, граждане посткоммунистической России. "Мне надо вернуться, - вдруг сказал он Фридману. - На минуту..." - виновато добавил он в ответ на отчаянный взгляд Гали. Фридман внимательно посмотрел на искалеченного атлета и пожал плечами: