Шломо Вульф - На своей земле

Поселенцы таращились на начальника и молчали. До этого каждого из них вызывали в мисрад (контору) и сначала стращали, а потом умоляли сказать, куда девался до того вездесущий энтузиаст Амирам, моделист с женой, их гости и, главное, русский с англичанкой, об исчезновении которых уже орал весь мир. Созданный СМИ образ поселенца стал удивительно напоминать в репортажах чеченского садиста. Коллеги Ингрид Бернс из Би-би-си уже предположили, что, если когда-либо и найдут бедную бесстрашную женщину, то только в разумлектованном виде - голова отдельно. Из России прилетели трое решительных парней с видеокамерами, заявив по прибытии, что заранее не доверяют израильским властям, а потому намерены лично провести журналистское расследование исчезновения Владимира Сырых и требуют для начала посетить изверга-магавника Диму в военной тюрьме. Заодно они смотались в Газу снимать, как Арафат припадает губами к ранам искалеченных подростков под завы-вания женщин в белых платках и стрельбу танзимников в голубое небо. Тут же жгли одни флаги и яростно размахивали другими.

Дима отказался говорить с друзьями Сырых по-русски, а переводчик без конца бес-помощно моргал глазами, когда сержант переходил на мат без акцента. Частные расследователи тут же радостно переходили на русский, на что магавник упорно говорил "ло мевин" (нэ понимаю) и продожал излагать свою версию на иврите, снова срываясь на тяжелый мат.

По всему поселению шли обыски. Бесцеремонные дознаватели сдвинули с места мою "Арабеллу", на что капитан Блад высказал им все, что он о них думает... Упав-шего с доски на пол полковника Бишопа небрежно закинули, чтобы не потерялся, на батарейную палубу, к возмущению решительного канонира Огла.

Беспредел, короче, как всегда, когда эта публика ищет серую кошку в темной ком-нате, достоверно зная, что той там давно нет... Левая печать вопила, срывая лужен-ные глотки. Имя Бергер затмило на какое-то время самого Игаля Амира. А палестин-цы под шумок стреляли себе куда хотели и взрывали всех, кого не лень. Боевые друзья Димы только пожимали плечами на наглые выходки его подлеченных клие-нтов с пляжа. Кому хочется сесть в тюрьму за "неадекватное реагирование"?..

Больше всех досталось моим близнецам - Роме и Семе. Главное миролюбище не поленилось вернуться на место своей экзекуции, чтобы лично "побеседовать" - то есть наорать на молодых людей, тепло отозвавшихся о Танье Бергер. Им без конца прокручивали пленку, где Таня угрожала миролюбцу убийством, заботливо вырезав фразу о ее гиюре и святости миротворческой жизни. Всех интересовало членство Та-ни, меня, Ромы, Семы и, возможно, и Изабеллы в КАХ, по наущению которого по-хищены журналисты. Причастность Амирама Эйделя к этой стократ худшей, чем ХАМАС, преступной группировке уже не вызывала ни малейших сомнений.

Мои мальчики пошли в меня, а потому невозмутимо отвечали на вопросы и пожи-мали толстыми плечами: ничего не знаем. Я помогал папе в его мастерской, а Сема вообще тут не живет, приехал на похороны жены моего друга. Какие похороны? - недоумевали журналюги. - Какая Вика? А была ли девочка?..

4.

Как ни странно, Танин дом в Бат-Галиме и весь их уютный двор-сквер были точно такими же, как в нашем измерении. Только с балкона свисало не танино белье. Это обстоятельство нагнало тоску на нашу неунывающую атаманшу. Она притихла, не выдвигала инициатив, аппатично согласилась пойти с нами на море. Я взял на себя роль атамана на время ее ступора и предложил для начала искупаться в море. Благо, здесь по пляжу не бродят рыбаки с обрезками труб вместо удочек.

На уютной набережной мы впервые опробовали наши карточки, купив купальные принадлежности, и пошли к незнакомому сооружению, из которого слышался визг детей и восторженные крики взрослых. Это были огромные надувные пластиковые мешки, в которые с моря била прибойная волна. Люди внутри мягких обтянутых крупными веревочными сетками камер были отданы на волю стихии, кувыркались, цепляясь за веревки и друг за друга, кидались в волны и снова оказывались на сетке. Естественно мы все, включая Амирама, тут же загорелись испробовать себя. Но в последний момент Таня отказалась идти в раздевалку и купаться. Она села среди стариков и старух на скамью на галлерее над аттракционом и даже не улыбалась, глядя, как мы дурачимся. А надувное дно камеры то всплывало из волн вместе с барахтающимися людьми - от греха подальше, то стремительно под их же визг и вопли погружалась.

На Амирама такой же ступор напал позже - после нашего визита в чистый и уютный еврейский Хеврон, пересечение такого же тихого Иерихона, а главное посещения никем не охраняемых еврейских святынь, включая Храмовую гору. И решительно нигде не было видно арабской вязи. Так называемый Восточный Иерусалим был на-селен в основном харедим, которые в Эрец Исраэль были очень мало похожи на наших. Я не могу внятно описать это отличие, но здесь, в Израиле, они мне почему-то чужие, а там были до боли свои. И их анклав отнюдь не казался беднее светских районов Западного Иерусалима.

***

"Дробинка, - сказал врач, показывая депутату крошечный шарик в своем пинцете. - Едва заметный ожог и чуть проженные брюки. Откуда это у вас? Вы стали жертвой теракта?" Миролюбец смущенно молчал. Не мог же он, не рискуя попасть на прием к психиатру, рассказать, что после обыска в моей мастерской, когда полицейские уже вышли, а он шел за ними, за его спиной вдруг раздался слабый звук горна и звон су-дового колокола с модели фрегата. Потом он услышал хлопок, что-то кольнуло его в ягодицу. Ему померещилось, к тому же, что над блестящей медью носовой пушки "Арабеллы" вьется едва заметный сизый дымок. "В следующий раз получишь бор-товой залп по корпусу ниже ватерлинии", - едва слышно произнес кто-то по-анг-лийски с ирландским акцентом. Депутат презрительно усмехнулся и поспешил прочь. Но на обратном пути он сначала без конца ерзал на сидении джипа, к раздра-жению полицейского чина рядом, а потом и вовсе привстал и так ехал до самого Тель-Авива. Там он позвонил своему врачу и пошел к нему пешком, без конца при-седая на одну ногу. Со стороны казалось, что представитель лучшей части израиль-ского народа танцует какой-то полузабытый неприличный танец.

5.

"Мы уже можем вернуть вас домой, - сказал профессор Маркиш, когда мы через неделю снова приехали в Технион. - Для этого вам надо точно вспомнить место вашей конверсии. Когда вы готовы тронуться в Газу?" "Немедленно, оживилась Таня, к которой мы с Изабеллой тревожно присматривались, не веря, что после Бат-Галима она так ни разу и не улыбнулась. - Боюсь, что нас заждались на родине..." "Вот и славно, - облегченно выдохнул профессор. Вас будет сопровождать наша группа с аппаратурой."