Василий Белов - Бухтины вологодские завиральные

Подговорил свата Андрея: "Ты,- говорю,- привяжи к петуховой лапе длинную нитку, а сам сядь за угол. Да и волоки его, петуха-то, в нужную сторону, когда раздерутся-то". Так и сделали. Ну сам знаешь, петух такое животное - всю жизнь только и норовит в драку. Чтобы своему же товарищу глаз выклюнуть. Первый начал, который был на привязи. Налетел что вихорь. Тот сперва растерялся. Тут главное дело, кто первый начнет. Сцепились. Моя бежит, тут как тут. Петухи в азарт входят, без всякой пощады друг дружку молотят. Виринея глядит. Я свату рукой махаю: мол, давай начинай. Время. Сват петуха потащил. Виринея глядит, все на свете забыла. Драка в сторону, в сторону. Моя всем главным корпусом поворачивается: шеей-то из-за чирья не повернуть. Я ногу подставил, другой ногой уперся. Плечом да кое-как, поднатужился, не даю ей поворачиваться-то.

Кричу свату Андрею: "Волоки, мать-перемать!" Он волокет, я Виринею держу. Она не успевает поворачиваться, да и чирей мешает. Ну глаза-то у ее и пошли сами, поглядом, за дракой-то. Аж хрустнуло чево-то под переносицей. Сват Андрей кричит: "Хватит аль еще?" - "Я откуда знаю, я не доктор! Давай,- говорю,- еще маленько, на всякий случай". Он волокет, я бабу держу изо всей силы, глаза на лице выправляем. Как часовую стрелку переводим. "Стой,- кричу,- наверно, хватит, как бы не перетянуть лишка!" Сват петуха отпустил, драка сразу кончилась. Поглядели на Виринею-то: мать честная, совсем баба другая! Правда, немножко перетянули. Раньше направо косоглазила, теперь стала налево. А все равно с прежней не идет ни в какое сравнение.

На свежем воздухе

Конешно, у нас с ней тоже были разногласия. Редко, но бывали, врать не буду. Она хоть и ударилась одно время в политику, а на пользу это ей не пошло. Как была несознательная, так и осталась. Теперь уж не выправишь, это тебе не глаза. Надо было раньше.

Главная стычка вышла, когда вступали в колхоз. У нас в деревне все мужики за один вечер записались в колхоз. Мы все сорок хозяйств на собранье за полчаса ликвидировали. Установили одно большое и наиобщее. Собранье в полном разгаре. Дошло до дров. Обобществлять единолич-ные дрова или нет? Моя с собранья убежала. Я проголосовал и за дрова, чтобы не семь раз по месту, чтобы до утра здря не сидеть. Домой идем прямо и гордо. На крылечко шагнул - моя ворота на крюк. Не пускает. Я к окошку - она на печь. Я опять к воротам - все как и раньше. Высунулась: "Неси леший! Ночевай в любом доме, для чего и колхоз!" Я говорю: "Виринея! Ты,- говорю,- подумай сама, что делаешь! Ну ладно, дрова общие, зато скоро чай будешь пить внакладку. Эко дело дрова! Нарубим!" Слышу, примолкла. Я приободрился, говорю: "Коров будешь доить воздухом!" Молчит. "Я на электрической вспашке". Чувствую, что слушает, а ворота не отпирает.

Я свою агитацию двигаю дальше: "Нам бы только до весны продержаться, а там пойдет пожар по всем странам. По хлебным". Слышу, половица скрипнула. "Будешь ходить в розовой кофте". Идет, отпирает. На всякий пожарный случай добавляю: "Ребят родишь, растить не придется. Всех на государство сдадим, сами..." Не надо было этого говорить! Договорить не успел, ногу в притвор сунуть не успел, ворота опять хлоп. Слышу прежнюю реплику: "Неси леший! Домой не являйся! Я свои дрова на горбу по снегу таскала. Иди от избы!" Ну, думаю, все дело пропало, второй раз не откроет.

Ночевать пошел к свату Андрею. Сват Андрей сидит на крылечке. Время четвертый час ночи. "Чево?" - говорю. "Да вот... вышел на свежий воздух"."Меня,- говорю,- тоже, это... Тоже вот покурить вышел!"

Устроили коллективный перекур на свежем воздухе.

Сдельная

Началась общеколхозная жизнь. Мою Виринею поставили в передовые доярки. Дали шестнад-цать стельных коров. Я - на подвозе силосной массы. Только, бывало, подъезжаю к строенью, сразу кричу: "Виринея! Принимай груз!" Она уже бежит навстречу, от восторгу вся розовая. Навильники у нее только мелькают. Ущипнуть не успеешь, ведра уже брякают у реки. Сапоги иной раз не на ту ногу обует да весь день так и бегает. В стенгазете ее хвалят, на слет везут в тарантасе. К моему прискорбью, спать перебралась на ферму. Я как адъютант за ней следом. Дом на замке круглые сутки. Все бы ладно, да сват Андрей подсатанивает: "Ты, Кузьма, только не отелись, гляди. Дело ночное, ошибиться недолго". Терплю. Трудодни нам с Виринеей не идут, а валят гужом. Накопилось под самую тысячу. Конешно, почету много, а толку наплакал кот. Говорю Виринее: "Пшеничников не пекла с прошлогодней масленицы! Юбка на заднице держится святым духом - разве ладно?" - "Не твое дело, выхожу на большую дорогу!" Я и говорю: "Хорошо. Выходи. А мне надо платить налог, хозяйство записано на меня. Буду искать другой слой". Лошадь и сбрую передаю другому, складываю инструмент в котомку. Иду по деревням класть печи. В людях кормят как на убой, почету не меньше. Никто меня не торопит, под локоть не тычет. Утром чаю попью, фартук надену. Глину разведу теплой водой - осталась в самоваре. Кладу кирпичи да попеваю: "Во саду при долине". Сват Андрей мне завидует: "Тебе, Барахвостов, что, тебе полдела. Харч даровой, квартера готовая, возьми в помощники?" - "Иди". Он говорит: "Я бы пошел, да правленье не отпускает. Вставай,- говорят,- в пожарники, и точка".- "Встал?" - "Пока нет, ждут фуражку". Ладно. Живем дальше.

Один раз я в колхозном овине сложил хорошую печь. На совесть, по последнему слову техники. Печь - что фабрика. Жаркая, не дымная. Работает как часы, простоит сто годов без ремонта. Рассчитались со мной по самой высокой графе, деньги наличными. Шесть овинов хлеба высушили, вдруг является сват Андрей. В фуражке. Спрашивает бригадира: "Топится?" - "Как в аптеке".- "Разломать!" - "Почему?"- "Не разговаривать, даю сроку четыре часа!" - "Хорошая печь".- "Разломать! В противопожарном отношенье". Печь потушили, оглоблями разворотили. Зовут опять меня: "Барахвостов, клади!" Я склал, приходит сват Андрей, дает команду: "Разломать! Дым идет не туда. По инструкции дым должен идти в левую сторону. У вас дым прямо вверх шпарит!" Оне ломают, я кладу. Дело идет без остановки. Работаем. Сват на окладе, у меня сдельная. Говорю свату: "Долго таким свистоплясом жить будем?" - "Да тоже,- говорит,- поднадоело. А чего делать?" - "Не ломать. Остановиться"."Я,- говорит,- уж обращался к высшим инстанциям. Выполняй,- говорят,приказ и не рассуждай. Фуражка вам зря, что ли, выдана?" Я свату Андрею говорю в задумчивости: "Фуражка, оно конешно. Фуражка-то ладно, ты в ней как поручик. А я вон печи класть совсем разучился. Был печник как печник, стал неведомо кто".

Сват худому не научит

Да, право слово, совсем я разучился. В новой конторе склал печь, вышла очень угарная. Заседанье правления назначат - все члены через полчаса синие. От звону в ушах дребезжат стекла. Решенья принимают не те, бумаги путают. Все шишки на Барахвостова: "Ты уморил!" Я говорю: "Ребятушки, извините, пожалуйста, сам не знаю, как получилось".- "Откуда в ушах звон?" - "Не знаю".- "Мы тебя, так-перетак! Видать, захотел на даровые харчи!" Я мастерком об пол: "Кладите сами!"