Владимир Одоевский - Фантастика и приключения. Том 1 (Сборник)

Следователь . Почему Буженинов был убежден, что ворота вымазал Утевкин и что им же брошен камень в переулке Марата?

Надя . Не знаю.

Следователь . А вы уверены, что это сделал Утевкин?

Надя . Кому же еще? Конечно он.

Следователь . Какая была цель? Утевкин ревновал вас, что ли?

Надя . И это отчасти. Да ревновал.

Следователь . Какие же у него были основания ревновать вас именно к Буженинову?

Надя . Над ним шутили… Александр Иванович (Жигалев) говорил мне как-то, что встретил Утевкина и смеялся над ним, будто Утевкин остался с носом… Я тогда рассердилась, но Жигалев успокоил, что всё это только шутки…

Следователь . Жигалев, говоря Утевкину «с носом», имел в виду Буженинова, не себя, конечно?

Надя . Да.

Следователь . Стало быть, Утевкин был убежден, что вы живете с Бужениновым?

Надя . Я ни с кем не жила.

. . . . .

Следователь . Прошлое ваше показание было несколько иное.

Надя . Я ничего не знаю… Не помню… У меня все смешалось…

Следователь . Буженинов имел обыкновение носить при себе спички?

Надя . Нет, он не курил.

Следователь . Вы можете указать, каким образом у Буженинова третьего июля оказались спички?

Надя . Когда он побежал — он схватил их с буфета.

Следователь . Вы это видели и помните, как он схватил спички? Это очень важный пункт в показаниях.

Надя . Да, да вспоминаю… Дело в том, что, когда у нас испачкали ворота, на другой день, — мне было очень тяжело, — я пошла к Масловым. По дороге встречаю его… Глаза белые, ну весь — ужасный. Подошел ко мне: «Ты куда?» — «Тебе какое дело, иду к подруге». Он: «Я им отомщу, я этот городишко сожгу…» И кулаком погрозил. Так что, когда он схватил спички, я вспомнила угрозу…

Следователь . Куда он пошел после этого?

Надя . Домой, Матрена подала ему щей. Рассказывала: он съел две ложки и не то задумался, не то заснул у стола. Потом пошел ко мне в комнату и рассматривал мою фотографию, лег даже на постель, но сейчас же вскочил и ушел.

Следователь . Это было в вечер убийства?

Надя . Да.

Следователь . Затем вы его видели, когда он вбежал, показывая окровавленные руки, и тогда же схватил спички?

Надя . Нет, не сейчас же… Я забыла…

Повышенное настроение, напряженная работа, сборы в Москву — оказались чистым обманом.

Все его тощее тело, все помыслы жаждали Надю. Буженинов просыпался на заре с оглушающей затаенной радостью. Весь день за работой радость пенилась в нем и была так велика, так опьяняюща, что даже разговор, подслушанный в саду у Масловых, утонул в ней пылинкой. Какие мелочи! Ну не любит — полюбит… Надя — еще не жившая, не раскрытая, ей еще не время.

По всей этой фантастике мазнули дегтем матерное слово. Он не сразу понял весь чудовищный смысл дегтя на воротах. Ночью в лугах, на скошенном кургане, охватив голову, опущенную в колени, он глядел закрытыми глазами на вереницы дней своей жизни. В нем поднималась обида, злая горечь, мщение.

Утром, возвращаясь из лугов, он увидел Надю у сада Масловых. Она показалась ему маленькой, пронзительно жалкой, — припухшие синие глазки! Он сильно взял ее за руку и зарычал, что отомстит. Она не поняла, испугалась.

Дома, перед тарелкой со щами, он думал о мщении. Мысли обрывались было слишком много передумано за ночь. Он пошел к матери, но она скучно похрапывала в духоте с занавешенным окошком. Тогда, как вор, он прокрался в Надину комнату, схватил ее фотографию с комода, и в нем все сотряслось. Он даже прилег на минуту, но сейчас же вскочил и вышел из дома. Военным движением подтянул пояс. Теперь он был спокоен. Оперативное задание дано, мысли работали по рельсам: точно, ясно.

В переулке Марата он перелез через забор и пошел по пустырю, заросшему между ямами и кучами щебня высокой лебедой. Он пересек едва заметную в бурьяне тропинку, сказал: «Ага», — и свернул по ней к развалинам кирпичного сарая.

Было уже темно. Лунная ночь еще не начиналась. Буженинов обогнул развалины и шагах в пятидесяти увидел два освещенных окошка деревянного домика, выходившего задом на пустырь. Свет падал на кучу щебня, ржавого мусора, битой посуды. Буженинов обогнул ее и в окне увидел Утевкина, набивавшего папиросы, — видимо, он куда-то спешил. Он был в фуражке с чиновничьим околышем, без кокарды и с парусиновым верхом. Губы его, помогавшие набиванию папирос, улыбались под волнистым большим носом, с угла на угол ходила самодовольная усмешка.

Утевкин ловко заворачивал кончики набитых папирос, укладывая их в портсигар, последнюю закурил от лампы, поправил фуражку, взял тросточку со стола, взмахнул ею и дунул в пузырь лампы.

Буженинов отскочил от погасших окон, кинулся за угол дома — забор был выше роста… Кинулся направо — забор… За ним бойко простучали шаги Утевкина.

Впоследствии, на допросе, Буженинов с чрезвычайным старанием припоминал все подробности этой ночи. Он оборвал показания, изумился, пришел в крайнее волнение от простого вопроса следователя: какие реальные данные были у него, Буженинова, чтобы предполагать, что именно Утевкин вымазал ворота? Уверенность — только.

— Если бы вы сами видели, как он набивал папиросы, усмехался… Ну конечно, он… Нет, вы меня не собьете, товарищ следователь… Три года воевать, чтобы увидеть, как Утевкин в фуражечке стоит… Нет, нет… Какие там реальные данные… Он во все время гражданской войны у себя на пустыре отсиживался и теперь мажет ворота, папиросы набивает… Не только я уверился, что это он, но просто увидел, как он тогда подхихикивал, когда мазал… Я побежал вдоль забора, перелез на ту сторону улицы. Утевкина не видно. Я был в «Ренессансе», на бульваре, в городском саду — нигде его нет… Товарищ следователь, преступление мое заранее обдумано… Там, где начали мостить площадь, я выбрал из кучи булыжник и с этим оружием искал Утевкина…

. . . . .

Буженинов появлялся в разных частях города. К некоторым обывателям, носившим белые фуражки, он подходил с таким странным видом, что они в ужасе отшатывались и долго ворчали, глядя на сутулую, с прилипавшей рубашкой спину убегавшего «академика».

Ночь посветлела: за лугами из июльской мглы взошла половинка луны, в городе легли невеселые тени от крыш. Наконец Буженинов нашел Утевкина. Тот стоял у сада Масловых — фуражка на затылке, задом упирался на трость… Рот у него был раскрыт, будто он подавился…