Андрей Курков - Смерть постороннего

- Соня, мне уже четыре года - проговорила девочка, глядя снизу вверх на Виктора. - А правда, что у вас пингвин живет?

- Ну вот, не успела зайти, а уже... - Миша снял с нее шубку, помог ей стащить с ног сапожки. - Ну, пошли!

Они прошли в большую комнату.

- А где пингвин? - снова спросила она, оглядываясь по сторонам.

- Сейчас, - сказал Виктор. - Сейчас я его найду!

Сначала он сходил на кухню. Принес Мише оба свеженаписанных "крестика". Потом направился в спальню.

- Миша! - позвал он, заглядывая за темнозеленый диван.

Миша стоял на своей подстилке - на сложенном втрое старом верблюжьем одеяле, уставившись в стену.

- Ты чего? - спросил, наклоняясь, Виктор.

Пингвин стоял с открытыми глазами.

- Заболел, что ли? - подумал Виктор.

- Что с ним? - спросила неслышно подошедшая к дивану Соня.

- Миша, у нас гости!

Соня подошла к пингвину и погладила его.

- Ты заболел? - спросила она.

Пингвин дернулся, повернул голову, посмотрел на девочку.

- Папа! - крикнула Соня. - Он повернулся!

Оставив Соню с пингвином, Виктор вернулся в большую комнату. Миша, сидя в кресле, дочитывал второй некролог. По выражению его лица Виктор понял, что текст заказчику понравился.

- Порядок! - сказал Миша-непингвин. - Трогательно пишешь! Видно, что люди дерьмовые, а все равно их жалко, когда читаешь... Ну что, чайком угостишь?

Они перешли на кухню, где сели за стол и, пока нагревался чайник, говорили о погоде и о других неважных предметах. Когда же чай был заварен и разлит по чашкам, Миша-непингвин протянул Виктору конверт.

- Гонорар, - сказал он. - Скоро еще заказик будет. Да, помнишь, ты про Серегу Чекалина писал?

Виктор кивнул.

- Выздоровел пока... Я ему по факсу твое произведение сбросил... Ему, вроде, понравилось... Во всяком случае он был под впечатлением!

- Папа, папа, - донесся из комнаты голос девочки, - он кушать хочет!

- Он у тебя что, говорящий? - усмехнулся, глядя на Виктора Миша-непингвин.

Виктор достал из морозильника рыбину трески, положил в миску.

- Соня, скажи ему, что кушать подано! - шутливым голосом крикнул Виктор.

- Слышишь? - донесся из комнаты негромкий голос девочки. - Тебя кушать зовут!

Пингвин первый зашел в кухню, за ним следом - Соня. Она проводила его до миски и с интересом наблюдала, как Миша-пингвин кушал.

- А почему он один? - спросила вдруг Соня, подняв голову.

- Не знаю, - ответил Виктор. - Вообще-то он не один, мы с ним вдвоем тут живем...

- И мы вдвоем с папой живем... - сказала Соня.

- Болтушка! - выдохнул Миша-непингвин. Глотнул чаю. Снова посмотрел на дочь. - Собирайся, пора домой!

Понурив голову, Соня вышла из кухни.

- Надо будет ей щенка или кошку купить... - сказал, глядя ей вслед, Миша-непингвин.

- Приводи ее еще, пусть с пингвином играется! - предложил Виктор.

За окном все было залито тушью зимнего вечера. Едва слышимый голос радиоточки вещал о событиях в Чечне. Виктор сидел за кухонным столом перед печатной машинкой. Ему было одиноко, хотелось написать рассказ или сказку, хотя бы даже для Сони. Но в голове звучала грустная проникновенная мелодика еще ненаписанного "крестика".

- Уж не заболел ли я? - думал Виктор, глядя на чистый лист бумаги, торчащий из машинки. - Нет, надо заставить себя хоть иногда писать короткие рассказы, иначе я свихнусь...

Вспомнилось смешное веснушчатое личико Сони, стянутый резинкой хвостик рыжих волос на макушке.

Странное время для детства, думал Виктор, странная страна, странная жизнь, в которой и разобраться не хочется, хочется просто выжить и все...

19

Несколько дней спустя Виктору позвонил главный и попросил быть осторожнее, в редакцию пока не приезжать и без надобности на улицу не выходить.

Озадаченный звонком Виктор все еще держал телефонную трубку у уха, хотя из нее уже с минуту неслись короткие гудки. "Что случилось?" - думал он, но при этом в его ушах все еще звучал голос главного, совершенно спокойный и самоуверенный, какой-то учительский голос. Виктор пожал плечами. Всерьез он этот звонок не принял, но утро само по себе растянулось на два лишних часа. И брился он долго, и с чего-то решил погладить рубашку, хотя одевать ее не собирался.

Вышел из дому около полудня. Купил свежие газеты, зашел в гастроном за рыбой для Миши. Себе там же купил колбасы и кило бананов.

Вернувшись, просмотрел газеты, но в них не было ответа на звонок главного. Зато в глаза бросилось несколько новых фамилий. Сходу достав общую тетрадь, Виктор переписал в нее фамилии для дальнейшей работы, но работать не хотелось. Состояние у него было расслабленное. Он сидел за кухонным столом, на котором лежал кулек с покупками. Виктор вытащил из кулька банан.

Открываясь, скрипнула дверь на кухню. Зашел пингвин Миша. Остановился перед хозяином. Посмотрел на него просяще.

- На! - Виктор сунул ему под нос начатый банан.

Пингвин подался вперед всем телом и отщипнул клювом кусок банана.

- Ты что, - удивился Виктор, - обезьяна? Смотри, отравишся, а где я тебе доктора найду? Тут на людей докторов не хватает! Давай я тебе лучше рыбы дам!

В тишине кухни слышалось причмокивание пингвина, разделывавшегося с рыбиной трески и дыхание глубоко задумавшегося о чем-то Виктора. Наконец, тяжело вздохнув, он встал, включил радиоприемник. Из его динамика вырвалась милицейская сирена. "Радиопьеса?" - подумал Виктор, но ошибся. Это был репортаж с "поля битвы". На этот раз "поле битвы" лежало почти в центре, на пересечении улиц Красноармейской и Саксаганского. Виктор сделал громче и прислушался. Взволнованный голос рассказывал о пятнах крови на асфальте, о трех скорых, приехавших через полчаса после вызова, о семи трупах и пяти раненных. По первым данным среди убитых был обнаружен замминистра спорта депутат Стоянов. Услышав фамилию, Виктор автоматически раскрыл общую тетрадь и проверил записи. Свежепокойный Стоянов в этих записях присутствовал. Виктор кивнул сам себе и, оставив тетрадь открытой, снова прильнул к радиоприемнику. Но репортер продолжал перечислять уже сказанные им самим факты. Видно больше он ничего не знал. Он пообещал вернуться в эфир с новыми данными через полчаса и тут же его заменила женщина, приятным голосом заговорившая о прогнозе погоды на выходные.

- Завтра суббота, - подумал Виктор и оглянулся на пингвина.

Работая дома он потерял ощущение разницы между рабочими и нерабочими днями недели. Хотелось - работал, не хотелось - не работал. Но все-таки чаще хотелось. Просто больше ему нечем было заниматься. Писать рассказы или начать настоящую повесть или даже роман у него не получалось. Он словно нашел свой жанр и так был зажат его рамками, что даже когда не писал "крестики", то думал о них, или же думал мыслями, стройными и траурно ритмичными настолько, что хоть бери их и вставляй в любой некролог в качестве философского отступления. Иногда он так и делал.