Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Там же сохраняется желтоватый овальной камень с бурыми полосами, длиною от 4 до 5 дюймов и дюйма в два толщиною, на котором находятся следующие выпуклые слова: Aquila borealis etendet alas suas supra Bosphprum et mare Balticum (т. е. Северный Орел распрострет крылья свои над Босфором и Балтикой). Сей камень поднесен был Петру Великому по взятии Азова, и притом уверяли его, что оный найден был на поле при вспахивании земли. Государь будучи тогда еще весьма молод, скоро приметил льстивый обман, покачал головою и сказал с улыбкою: «Камень натуральной и желание хорошо, однако ж надпись обман». В самом деле приметно, что вся поверхность камня, кроме слов, которые предположительно были залеплены воском, или смолою, несколько выжжена крепкою водкою, так что одна надпись осталась выпуклою.

Серебряной стакан, полученной Петром Великим при спуске самим им, или по его указанию и чертежу, построенного корабля, от Адмиралтейской Коллегии в подарок, и в нем столько же рублей, сколько на корабле было пушек. Такой подарок и ныне еще всякий корабельный мастер обыкновенно получает на императорских верфях, когда построенный им корабль спущен бывает со стапеля.

Другой такой же стакан, полученный его величеством при спуске другого корабля о 65 пушках, от императрицы его супруги, вместо рублей с 65 французскими медалями, вырезанными Дасьером и представляющими французских королей.

Драгоценной золотой кубок, снаружи покрытый синею финифтью и украшенный многими фигурами из дорогих камней, отчасти ж новой работы. Сказывают, что некогда датский король в Копенгагене пил из сего кубка за здоровье Петра Великого и потом поднес оный императрице в подарок для памяти.

В том же кабинете, где помянутые редкости сохраняются, поставлен у стены пулпет [136]орехового дерева, который всегда стоял в императорском кабинете, и на котором его величество обыкновенно писал и читал. По сему пулпету можно судишь о чрезвычайном росте Государя, ибо доска, на которую руки кладутся, вышиною от полу на 5 английских футов. Между многими особами, посещавшими при мне сей кабинет, редко находились такие, которые едва могли достать рукою до верху оного.

На лакированном подносе серебреной ключ Персидского пограничного города Дербента, обвернутой в персидской цветной штоф, так как оной поднесен был императору в знак сдачи города в 1722 году, когда Государь со своим войском осаждал сей город и принудил сдаться,

Против шкафа, в котором хранятся, как сей, так и многие другие ключи взятых городов, на столике лежат два большие портфеля, в которых находится более двух сот листов с удивительными изображениями цветов, плодов, раковин, бабочек и других насекомых, писанными на пергаменте славною госпожою Мериан, и с собственною её подписью, Петр Великий купил сии весьма живо писанные изображения у наследников помянутой славной художницы за дорогую цену, хранил их в своем пулпете и забавлялся иногда рассматриванием оных. Во время второго пребывания своего в Голландии, в 1717 году, Государь принял в свою службу дочь госпожи Мериан, которая также упражнялась в живописи, и мужа её, Господина Кселя, искусного швейцарского живописца, и отправил их в Петербург на российском корабле. По смерти Петра Великого оба они приняты были в новоучрежденную Академию наук на прежнее жалованье, и умерли уже при императрице Елизавете Петровне в глубокой старости.

В Географическом департаменте при Академии можно видеть собственноручный, весьма чисто сделанной чертеж Петра Великого, по которому приказал он заложить Кронштадтскую гавань и укрепить болверками, так как она и поныне находится. Там же хранится чертеж, представляющий Петербургские окрестности, так как Государь нашел их завладев сею страною. Они были дики, покрыты лесом и болотисты; только Петр Великий мог иметь столько отваги, чтобы решиться совсем преобразить сию страну, заложить там город и сделать то, что сей великий дух в немногие годы действительно произвел. Всё строение в сей пространной стране, на левом берегу Невы, где ныне находится императорская главная аптека, состояло в небольшой деревеньке и доме одного ингерманландского или шведского дворянина, который ушел оттуда, как скоро начались военные беспокойства. На правом берегу реки против того места стоял рыбачий шалаш, на месте которого Петр Великий в 170З году приказал построить для себя в несколько дней небольшой деревянный домик с двумя комнатами, сенями и кухнею, на 9 саженях в длину и на 3 в ширину. Сей домик и поныне еще стоит, так как Государь в нем жил. А дабы сохранишь оный в память великого завоевателя и к удивлению потомков, императрица приказала окружить его каменными столбами, поддерживающими над ним черепичную кровлю. При речке Охте, на Выборгской стороне, где ныне Охтинская слобода, находилась прежде прекрасная мыза, в которой жил тогдашний шведский губернатор Карельи.

Собственноручных писем Петра Великого осталось еще весьма много. Сей великий дух как основательно и порядочно мыслил, так и писал всегда кратко и связно. В особенном кабинете при Дворе, между многими другими бумагами, писанными собственною рукою Государя, находился журнал, который сам он вел во время Шведской войны. По соизволению её императорского величества Екатерины II, великой покровительницы наук, в 177З году сей журнал был напечатан в двух томах в четвертку, под смотрением действительного камергера и герольдмейстера князя Щербатова, вскоре ж потом был издан в Берлине французский, а в Риге и Лейпциге немецкий переводы оного. Помянутый теперь знаменитый российской историк князь Щербатов издал также много писем Петра Великого, находящихся в помянутом кабинете. У некоторых знатных российских фамилий хранится также много собственноручных Петра Великого писем, и я могу похвалиться, что видал немалое собрание сих драгоценных рукописей у графских фамилий Шереметевых, Чернышевых и Апраксиных. В 1774 году императорский обер-камергер граф Шереметев, к великому удовольствию российской публики и любителей истории вообще, издал 288 таких писем, писанных Петром Великим к своему фельдмаршалу графу Борису Петровичу Шереметеву.

Между собственноручными Петра Великого письмами, хранящимися у графской фамилии Апраксиных, видел я и имел удовольствие читать одно весьма достопамятное письмо, а именно то, которое великий победитель 27 июня 1719 года, под Полтавою, в девятом часу вечера, после славного сражения, отправил из лагеря с курьером к любимому своему министру и генерал-адмиралу Федору Матвеевичу Апраксину. Государь уведомляет его в оном о великой победе, одержанной над королем Карлом, и совершенном поражении шведской армии, и заключает письмо следующими достойными примечания словами: «Ныне уже совершенно камень во основание Санкт-Петербурга положен с помощью Божиею». Как сие письмо в описании жизни Петра Великого и ни в какой иной книге не было еще напечатано, то я за нужное почел упомянуть о нем здесь и поместить его при сем собрании анекдотов.