Олесь Бенюх - Похищение мечты

Он взял бутылку, скривив губы, посмотрел на этикетку, и тут же поставил ее в сердцах на стол.

- Франция! - воскликнул он. Какие-то лягушатники сбывают нам свою бурду и делают на нас деньги! Сэм!

Пожилой официант, устало улыбаясь, возник у столика.

- Сэм, дружище, подай-ка нам пару бутылок лучшего калифорнийского красного. А это французское дерьмо больше никогда не ставь на наш столик. Даже если я буду умолять тебя об этом на коленях. Идет?

- Пусть будет так, Барри, - согласно кивнул официант. Это - вино. А что будешь делать с коньяком?

Толстяк ухмыльнулся, погрозил официанту пальцем, словно говоря: "Ух, ты, шельма!". И продолжал: - Мы покупаем костюмы из английской шерсти, хотя есть своя. Предпочитаем немецкую музыкальную технику, хотя своя не хуже. Мы, американцы, наводнили наши дороги немецкими, шведскими, японскими автомобилями! Нет, положительно наступает конец света.

- Мы только что получили информацию "Ассошиэйтед пресс" с пометкой "Табу до двенадцати ноль-ноль завтра", - серьезно сказала девушка.

- Что-нибудь стоящее? - толстяк разливал по бокалам калифорнийское красное.

- завтра в девятнадцать ноль-ноль произойдет второе Пришествие. Предполагают, что мессия будет русским коммунистом.

- Комиссар Кремля - в роли Иисуса Христа! Ха-ха-ха! Хорошая шутка, спасибо - рассмешила, - толстяк стер салфеткой слезы, сосредоточенно стал пить вино, ел мясо, тщательно перемалывая его крупными белыми зубами.

- Значит, во всем и везде - "Русские идут"? - девушка сделала маленький глоток, пробуя вино. Калифорнийское было ничуть не хуже бургундского.

- Если уж быть до конца объективным, - ответил толстяк, не переставая жевать, - все беды мира, и наши тоже, вызываются двумя истоками зла: коммунисты, черные. Вообще - цветные.

Вот! - он отвернул лацкан пиджака. Под ним был приколот довольно крупных размеров круглый значок. По красному полю бежали черные буквы: "Убей русского!" - Они хотят захватить весь мир и превратить всех в своих рабов. И помогают им в этом черные. Но мы им всем еще покажем. Да здравствует белая Америка, великая и вечная!

Он поднял бокал, приглашая ее выпить. Теперь она разглядывала его явно критически: - Я не знала, Барри, что ты расист.

Толстяк на мгновение замялся: - Я не расист. Я нормальный здоровый американец, каких большинство, да поможет нам Бог!

- А ведь в представлении черных Бог черный, - заметила она.

- Его лицо смяла улыбка. Улыбка примирения. Он не хотел ссориться с "малюткой Сузи". Девушка заставила себя тоже улыбнуться. И ей не хотелось ссориться с этим в общем-то неплохим парнем. Может, он наговаривает на себя. Выпил три аперитива, вина добавил. С мужчинами и не такое бывает... Толстяк огляделся вокруг. У окна одиноко сидел смуглокожий. Толстяк долго изучал его недобрым взглядом. Потом ткнул в сторону смуглокожего пальцем: "Они уже и сюда забрались! Вот среди них исключений я не допускаю". Он поднялся и, несмотря на робкие протесты девушки, направился к столику смуглокожего.

- если не ошибаюсь, я имею честь говорить с господином Раджаном? толстяк вкрадчиво улыбался.

- С Раджаном-младшим, - холодно ответил смуглокожий, внимательно рассматривая незнакомца, который облокотился на стол.

- Корреспондентом "Индепендент... кроникл" в Нью-Йорке?

- "Индепендент геральд", - поправил его почти резко Раджан. - Не имею, однако, удовольствия быть с вами знакомым.

- Барри Джордэйн, - толстяк деланно поклонился, сел. Тут же вскочил: - "Чикаго трибюн".

Он вновь сел - напротив Раджана.

- За разрешением какой же проблемы вы пришли ко мне, мистер Барри Джордэйн из "Чикаго... телеграф"?

- "Чикаго трибюн", - радостно поправил толстяк, не замечая, что ошибка была сделана "этим смуглокожим" умышленно.

- Откуда вы меня знаете?

- Видел в одной из наших газет ваш портрет и информацию о назначении шефом-редактором нью-йоркского бюро.

- Итак, в чем проблема? - в голосе Раджана слышались нотки легкого раздражения.

- Очень просто, - толстяк обернулся, махнул блондиночке рукой: "Сейчас иду!" - Я хотел спросить, как вам нравится наша бедная многострадальная Америка? Которая всем и во всем помогает, и в благодарность получает плевки и проклятия?

- Впечатления? Право, долго рассказывать. Если хотите, могу прислать номера моей газеты, с несколькими сериями репортажей. Плевки и проклятия? Не кажется ли вам, что они зачастую вызываются тем, что объекты вашей бескорыстной заботы, мягко говоря, не нуждались в такой помощи и не просили о ней?

К столику подошла девушка. Пока она пересекала зал, мужчины провожали ее откровенными взглядами: "Хороша! Эффектна!

Горячая штучка!" Не обращая внимания на взгляды и шепот, она села слева от Раджана, спросила: "Ты, надеюсь, без меня не скучал?" "Да вот, мистер Барри Джордэйн не давал!" - ответил Раджан. Девушка повернулась к толстяку, нахмурилась. Тот встал: "Рад видеть вас, мисс Парсел. Очень рад!" "Хеллоу", хмуро сказала Беатриса.

- Ты его в самом деле знаешь? - удивился Раджан, когда толстяк ретировался к столику, за которым его ждала хрупкая блондиночка.

- Этого хряка? - Беатриса быстро пролистала меню. "Вечно потный Барри". Его знают все, кто хоть немного знаком с газетной мафией Чикаго. Пустобрех и трус. Но пишет виртуозно. Не так уж много у нас таких перьев. Подписывается "Питер Хьюз".

- Это он? - Раджан обернулся, разыскал взглядом толстяка. - Трудно не согласиться с твоей оценкой. Читал его материалы. Однако, почти все они через прорезь мушки берчиста.

- Сегодня в больших газетах даже чуть левее центра отваживаются писать единицы.

Беатриса заказала устрицы а ля Рокфеллер. А Барри Джордэйн жаловался в это время хрупкой блондиночке: "Только я собирался утереть нос этому цветному недоноску, да знаешь, хлестко, в лучших традициях благословенного Юга, как заявилась эта Беатриса Парсел, из "Нью-Йорк таймс". Сама-то она тьфу. А вот папа ее - Джерри Парсел". "Джерри Парсел! - подхватила Сузи. За ним сотни и сотни миллионов!" - Извини, любимый, - Беатриса положила свою ладонь на ладонь Раджана, несколько раз коротко, ласково ее пожала. Я только что получила письмо от отца, хочу быстрее прочитать.

Не часто он балует меня своими посланиями. Что-то в этом? Не возражаешь?

Беатриса погрузилась в чтение, а Раджан вспомнил, как полгода назад Маяк пригласил его к себе в кабинет. Был поздний вечер. Последние полосы завтрашнего номера "Индепенденсе геральд", подписанные главным, ушли в типографию. Маяк был в добром расположении духа, что в последнее время случалось все реже. Усадив Раджана напротив себя, он поставил на низенький столик, разделявший их кресла, две большие чашки дымившегося напитка, крохотные пирожные в бумажной коробке, восточные сладости в стеклянных вазочках. Главный получал чай прямо с одной из лучших плантаций Ассама, от старого друга, с которым прошел через многие английские тюрьмы в тридцатые и сороковые годы. Вдыхая терпкий аромат, Раджан гадал, чего ради Маяк устроил такое пиршество. Главный хмурился, пил чай неторопливо, степенно.