З Вендров - Наша улица (сборник)

- А бацька бить не будзе?

И только когда из собственных уст отца услышал, что не будет наказан, он, оборванный, с сеном в волосах, слез с чердака.

- Эх, и глупый же народ! Зря подняли шум! - недовольно проворчал человек со всклокоченной бородкой, который неизвестно откуда взялся здесь.

Со скрытой обидой на кого-то, словно обманутые, начали расходиться темные люди, толпившиеся во дворе Захарчуков.

1940

ЦЕЗАРЬ И НЕРОН

1

Мы с Ноткой, одним из моих лучших товарищей, вместе растили собаку.

Это была обыкновенная дворняжка, без роду и племени. Куском хлеба и обгрызенной костью мы однажды заманили ее во двор, так она у нас и осталась. Нашей первой заботой было - дать собаке имя. Когда у собаки есть хозяин, она должна иметь имя.

Собачьих имен мы знали много: Рыжик, Шарик, Жучка - для маленьких собачек, Барбос, Трезор, Полкан - для больших собак. Однако собак и собачек с такими именами и на нашей улице и на прилегающих к ней было в избытке, а так как на приблудную дворняжку мы с Ноткой имели особые виды, нам хотелось назвать ее именем, которое сразу выделите бы ее из всех собак.

После долгого обсуждения мы решили назвать ее Цезарем, по имени собаки из бродячего цирка, который недавно гастролировал у нас в городе.

Первое время наш питомец - бездомный, голодный пес с облезлой шкурой и гноящимися глазами - не питал к нам никакого доверия: хватал брошенную ему корку или кость и ворча убегал с добычей в укромный уголок.

Грызя кость, он с опаской поглядывал на нас: видно, не мог себе представить, чтобы человек, бросив кость, не бросил вслед за этим камня. Но когда Цезарь убедился, что мы желаем ему добра, он стал ходить за нами по пятам и всячески выказывать свою собачью преданность, как бы стремясь поблагодарить нас за хорошее отношение, какого ему прежде никогда не приходилось испытать ни со стороны людей, ни со стороны своих соплеменников - собак

Тогда мы приступили к осуществлению нашего великого плана.

С помощью сэкономленных нами кусочков сахара и кусочков бублика Нотка с большой выдержкой, ласково обучал Цезаря всем фокусам, какие делала цирковая собака: стоять на задних лапах, бросать куски сахара с носа прямо в рот, прыгать через обруч, прикидываться мертвой, смотреть на кость и без разрешения не притрагиваться к ней, переносить в зубах вещи с одного места на другое и даже срывать с моей головы шапку. Только он, Нотка, мог научить простую дворняжку таким трюкам.

Убедившись, что Цезарь в достаточной степени выдрессирован, мы осуществили вторую половину нашего великого плана: открыли у нас в сарае собственный "цирк".

Цену мы установили небольшую - копейку за билет, а если у кого-нибудь копейки не было, ее заменяла хорошая пуговица.

Нам мерещились горы мороженого, груды конфет и реки сельтерской воды с сиропом - плоды наших трудов, доходы от задуманного грандиозного предприятия.

Надежды наши оправдались лишь наполовину: пуговицы мы получали в изобилии. Что касается копеек, мы их видели редко. Обязанности мы распределили между собой так: я был директором "цирка", акробатом и фокусником. Нотка - укротителем зверей и жонглером. В качестве директора я стоял у входа в "цирк", получал пуговицы и копейки и рассаживал, вернее, расставлял публику по местам. А как артист ломался на трапеции - на скалке, привязанной двумя веревками к перекладине, - ходил на руках, стоял на голове, набирал полный рот керосину и брызгал им на горевшую бумагу, держал папиросу зажженным концом во рту и выпускал дым "через рот, нос и уши".

Нотка жонглировал палкой на кончике пальца или же на одном зубе, подбрасывал в воздух сразу три мячика, ни одного из которых ни разу не поймал. К концу программы Нотка показывал фокусы с ученой собакой и с другими хищными зверями, как объявлял директор, хотя других хищных зверей, кроме нашей кошки, которая сидела в углу и искала на себе блох, в "цирке" не было.

Мои выступления особым успехом не пользовались; любой из публики мог показать те же фокусы, да еще почище; гвоздем программы был Нотка со своей ученой собакой.

Однажды, в самом разгаре представления, когда я стоял на голове и дрыгал ногами, то есть представлял, как объявил директор- я же, катание верхом на коне головой вниз, в "цирке" вдруг наступила странная тишина. Вслед за тем я почувствовал, что меня схватили за ногу.

Первой моей мыслью было, что я стал жертвой внезапного нападения моего злейшего врага Липы-Губы, с которым наши ребята находились в постоянной вражде, и я испустил условный индейский клич:

- Зй, чурда-мурда-балагурда! Кройте его с его компанией! Нотка, натрави на него Цезаря!

К великому моему удивлению, моя армия не пришла мне на помощь. И так как я уже все равно был повержен в прах и враг крепко держал меня за шиворот, я переменил военную тактику:

- Липа-Губа, отпусти! Мир!

- Я тебе дам, пустомеля этакий! Я тебе покажу, как с жиру беситься, бездельничать целыми днями!

На этот раз я вскочил на ноги с ловкостью настоящего акробата. Передо мной стоял не Липа-Губа, а мой отец.

Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

- Это... это... не я... Это не мой цирк, и собака не моя... Ноткина...

- Идем, идем, шалопай! Я тебе покажу, как играть с собаками. Я тебе устрою баню! Шкуру спущу! А твою паршивую собаку я сегодня же сдам живодеру Эле.

Что касается моей шкуры, отец свое слово сдержал, но угрозу по отношению к собаке ему не удалось выполнить: не успел он оглянуться, как Нотки с Цезарем да и публики след простыл.

После такого провала собаке больше нельзя было оставаться у нас во дворе, и мы перевели ее в шалаш к Нотке, который вместе со своим старшим братом Цалей караулил огород и там же ночевал.

У матери Нотки, вдовы Лии, собаки пользовались не большей любовью, чем у моего отца, но воевать с сыном у Лии не было ни сил, ни времени. Она говорила, что у нее и так мозги сохнут от заботы, как бы насытить десять бездонных утроб. Кстати, десятилетний Нотка был уже чем-то вроде мужчины в доме: он сторожил огород, таскал корзины с овощами на базар, помогал матери по хозяйству. Заставить его расстаться с собакой Лия не могла.

- Чтоб у тебя так хватало сил жить на свете, как у меня хватает сил воевать с тобой, лоботряс несчастный! - вот и все, что сказала Лия, когда впервые увидала Цезаря у себя на огороде.

- А что тебе жалко, мама; он будет стеречь огород, - успокоил ее Нотка.

- Чтоб душу твою надо было стеречь, трефная ты кость!

На этом закончился протест Лии. Цезаря она не трогала.

Наоборот, когда у нее на душе было не особенно скверно, она даже подбрасывала ему кусочек хлеба или обглоданную кость.

2

Нотка обучил Цезаря новым трюкам, и мы ждали лучших времен, когда можно будет снова открыть цирк и получать пуговицы и копейки. Но нам, видно, не суждено было радоваться достижениям Цезаря и Цезарю не суждено было прожить остаток собачьих дней как приличному псу.