З Вендров - Наша улица (сборник)

Заработанные деньги дети с радостью приносили домой и, опускали в пасхальный чайник:

- Пусть отец, купит лошадь.

3

Наработавшись за день, Файтл поставил в сенях пустые ведра с коромыслом и вошел в комнату. Уже на пороге он вытянул руки и направился прямо к печи, чтобы согреть окоченевшие пальцы.

- Почему так тихо в доме? - спросил Файтл, стоя лицом к печи. - Так рано уснули дети?

- Не знаю, что с ними делать: Хьенеле немножко нездорова, и Ципка, кажется, тоже не совсем...

- А что такое? - с беспокойством спросил Файтл.

- Сама не знаю, жар. Особенно у Хьенеле.

- Простыли, наверно, - высказал предположение Файтл, - а может быть, это от желудка. Дай Хьенеле ложку касторки.

- Боюсь, не от желудка. Что-то горит Хьенеле, огнем пылает. И в горлышке у нее булькает, прямо задыхается...

Не позвать ли фельдшера Мотю?

- Вот так сразу и фельдшера! Тебе, видно, некуда двугривенные девать! Слишком много завелось их...

- Можно бы взять взаймы из "тех", - неуверенно сказала Рикля, кивнув на полку, где стоял пасхальный чайник.

Файтл вскипел:

- Из "тех"!.. Так сразу взять из "тех"! Еще что придумаешь? Ребенок немного простыл, и тебе уже ничего не жалко. Разве мы так к чему-нибудь придем, сама подумай...

Вот возьми лучше и дай Хьенеле ложечку касторки да сухой малины купи на копейку и дай ей напиться. Она пропотеет до утра и, с божьей помощью, встанет свежей и здоровой.

Рецепт Файтла не помог: Хьенеле на следующее утро не встала, и Ципка, вторая половина двойни, спавшая с ней в одной кровати, тоже вся горела. У обоих булькало в горле, дыхание вырывалось со свистом.

На рассвете уже сам Файтл, не говоря ни слова, побежал за фельдшером. Фельдшер, осмотрев детей, тут же послал за доктором. Пришел доктор, покричал, что его вчера надо было позвать, велел убрать куда-нибудь всех детей из дома и, отказавшись от полтинника, который Файтл совал ему в руку, ушел.

К ночи Хьенеле скончалась. Через час за ней последовала Ципкеле. Фельдшер сказал: "Дифтерит!"

От капитала в чайнике остался один полтинник - тот самый, от которого отказался доктор.

Остальное пошло на похороны.

4

Когда Файтл с Риклей вернулись с кладбища и сели на полу справлять семидневный траур, их блуждающие взгляды задерживались то на пустой кроватке, то на пустом чайнике.

Сердце болело за погибших детей и за похороненную в этот день надежду выбиться из нужды. Поди начинай все сначала...

Когда все наговорились вдосталь о милых улыбках и ужимках покойной двойни, Файтл спросил жену:

- Сколько там было, в чайнике?

- Одиннадцать рублей без восьми копеек. Ох, горе мне!..

Трудно сказать, к чему относилось это восклицание: к покойным ли детям или к исчезнувшим сбережениям.

Она помолчала, а потом стала перечислять:

- Две трехрублевки бумажных да три целковых серебром... Полтинник и два серебряных четвертака... Три двугривенных, гривенничек, четыре блестящих пятачка, копейка и две новенькие полушечки... Ох, горе мне, горе...

Птенчики мои невинные...

Файтл с Риклей долго сидели тихо, покачивая головами.

В каком-то затаенном уголке сознания у обоих уже зародилась смутная мысль о том, что полтинник в пасхальном чайкике не должен оставаться одиноким... Но пока рана, нанесенная смертью малюток, была свежа, они как бы стеснялись об этом говорить.

По истечении некоторого времени, когда, кроме матери, двойню все уже почти забыли, в доме снова начался разговор о лошади. Рикле и Файтлу казалось, что теперь этого легче будет достичь: Зелда уже работает; две младшие девочки тоже подросли и могут пойти в няньки. Трудновато им будет, конечно, - девчонки еще, но ничего не поделаешь.

Лошадь необходима, им же потом будет лучше. Мендл зарабатывал десять пятиалтынных в неделю у сапожника, Лейбл находился в учении у столяра тоже одним ртом меньше. Все же легче, чем раньше.

Снова начали копить деньги на покупку лошади, но удачи не было: Файтл всю зиму похварывал. Кашель донимал его, и он часто оставался дома.

За полтора года всей семьей еле скопили пятнадцать рублей.

Единственное, что не давало Файтлу окончательно свалиться, была надежда, что когда-нибудь ему все-таки удастся раздобыть лошадь и его плечи отдохнут от коромысла.

Но чем дальше, тем ему становилось яснее, что, покуда солнце взойдет, роса очи выест. Кто знает, сколько ему еще придется ждать, пока он соберет деньги на лошадь при нынешней дороговизне.

Осталось одно-единственное средство: занять немного денег у Зелды.

5

Однажды, в субботу вечером, когда Зелда пришла навестить отца с матерью, Файтл долго вертелся по комнате, будто искал чего-то, потом вдруг остановился, опершись обеими руками о стол, и на лице его появилась жалкая улыбка. Не глядя на Зелду, он вкрадчивым голосом спросил:

- У тебя уже небось большой капитал, а, дочка?

- Пусть бог пошлет нам всем столько, сколько мне недостает, - ответила Зелда. - Ты же знаешь, сколько у меня есть: все у тебя храню.

- Шестьдесят пять целковых? И это все твое состояние?

Наверное, где-нибудь кубышка есть, признайся...

Зелда с удивлением посмотрела на отца: почему он сегодня так странно разговаривает с ней? Ведь каждая ее копейка у него на счету.

- Я, кажется, никогда от тебя не скрывала, - с некоторой досадой сказала Зелда.

- Я не потому, Зелда... Я думал, э... может быть, у тебя есть немного свободных денег, ты бы мне, может быть, одолжила, э... на лошадь...

И, как бы боясь, что Зелда его не поймет, он торопливо добавил:

- Знаешь, Зелдинька, не подарить, упаси бог, а только одолжить. Воспользоваться твоей трудовой копейкой - сохрани меня господь...

Зелда стояла растерянная: слова отца застали ее врасплох. Она не может без этих денег, она уже не маленькая... Нарочно хранила их у отца, не отдавала под проценты, думала, у него вернее, а он вот просит "одолжить"...

- Если бы у меня были свободные деньги, отец, разве я бы тебе их не дала? - сказала Зелда, чувствуя, что ее сбережения в опасности.

- А из этих ты бы мне не одолжила? Немного. Всего двадцать пять целковых... Семнадцать у меня есть. За сорок рублей я бы, пожалуй, купил какую-нибудь лошаденку...

- Но как я могу, папа: ты же знаешь, что Цаля больше двух сезонов не будет ждать. Он хочет жениться и обзавестись собственной упряжкой. "Надоело, говорит, работать на других". Так мне ведь нужна хотя бы сотня, не считая подвенечного платья. Как же я могу тебе дать?

- Ах, дочка, за два сезона я тебе, с божьей помощью, целую сотню отдам за твои двадцать пять рублей, да еще свадьбу справлю не хуже людей. Только бы купить лошадь...

Шутишь, что ли...

- Я боюсь, отец! Кто знает, что может случиться. Ципа так и льнет к нему, эта толстуха... Он не хочет ждать...

- Так что же, мне, значит, ложиться и помирать?