З Вендров - Наша улица (сборник)

"Правожительство" вызвало в свое время огромный резонанс. Рассказы этой серии были переведены на русский язык, некоторые из них - на английский и немецкий.

В "Правожительстве" писатель выступает как мастер юмористического рассказа-происшествия. Он работает в этом жанре целеустремленно, с большим упорством. Ситуации, в которые по милости полицейского сапога попадают персонажи Вендрова, дикие, одна другой нелепее:

если девушка хочет получить образование, ей нужно обзавестись желтым билетом, то есть принять на себя клеймо проститутки, или же фиктивно вступить в брак; если муж стремится прокормить свою жену и детей, полиция гонится за ним по пятам, как за вором. Он вынужден прятаться на чердаках, по ночам выбегать в одном белье на мороз; если человек совершает героический поступок и, рискуя собственной жизнью, спасает утопающего, совершенно чужого ему человека, его за это не награждают, а карают, потому что закон запрещает ему жить в том городе, где он совершил свой героический поступок.

Значение "Правожительства" не исчерпывается протестом против национального угнетения. В нем протест против всяческого угнетения.

В Николае Романове писатель видел "обер-урядника", под владычеством которого тысячи более мелких урядников "топтали русскую землю" с ее просторами, с ее богатствами, с ее народом, с ее великими людьми.

Как же фронтальный рисунок происшествия уживается у Вендрова с лирическим изображением в других рассказах? Очень органично, ибо тема всюду одна - борьба обездоленного человека за право на жизнь.

В "Правожительстве" угнетенный поставлен лицом к лицу с угнетателем. Творческая энергия писателя была здесь устремлена на то, чтобы показать чего только не может случиться в царской России.

Этим объясняются столь многочисленные вариации происшествий.

Лирические рассказы - это развитие темы правожительства. Здесь "черта оседлости" сама по себе, убогие города и местечки, где людям, не допускаемым к продуктивному труду, "разрешается" прозябать в нищете и униженности. При рассмотрении обеих линий в творчестве Вендрова особенно рельефно выступает основной пафос его произведений - дело здесь не в правожительстве, а в праве на жизнь. И когда после Октябрьской революции еврейская беднота устремилась на работу в деревню, писатель увидел в этом утверждение права на жизнь для своего народа. Продуктивному труду еврейских народных масс Вендров посвятил немало восторженных очерков.

В 1941 году в Москве была издана книга рассказов Вендрова "На пороге жизни". В этой книге гармонически слились две основные струи его творчества. Писатель здесь поднялся до того благородного юмора, который не только высмеивает зло, не только отражает определенные жизненные ситуации, но в котором есть и нечто общечеловеческое, вечное.

"Лошадь - это тебе не человек, лошадь - она ласку любит", - говорит с той трезвостью, которая происходит от горького крестьянского опыта, белорусский мальчик Васька Лопух ("По дороге в страну чудес").

Книга "На пороге жизни" полна доброты, мягкости. Дети городских окраин, молодые рабочие, выигравшие свою первую забастовку, евреи, белорусы, поляки - образы их овеяны любовью. А в цикле "Юные годы" мы снова видим ироничного, а подчас и саркастического 3. Вендрова. С большим мастерством написаны у него портреты как "патриархальных" хозяев, так и предпринимателей новейшей капиталистической формации. Самодержцы на своих фабриках, похожих на тюрьмы, надменные обладатели огромных товарных складов, они становятся маленькими и ничтожными при встрече с теми, кто сильнее их. Шовинизм не мешает им поступаться своим национальным достоинством, когда речь идет о покупателе, который "стоит" десять миллионов.

Вендров любит народ, и именно поэтому ему чуждо сентиментальное преклонение перед всяким выходцем из бедноты. Наоборот, писатель отдает себе отчет в том, что при таком жизненном укладе, когда у человека нет уверенности в завтрашнем дне, когда все его помыслы направлены на добычу куска хлеба, деморализация пускает глубокие корни.

Даже внизу, на товарном складе, где "люди работали одинаково тяжело и жили одинаково плохо", даже там дает себя знать желание поставить кого-то ниже себя ("На суконном острове").

Эта рабская психология наиболее ярко выражена в образе безработного Фишла Крюка, который обивает пороги в поисках работы. За его подхалимством - "он был скользким, как угорь, и липким, как мед" - скрывается потенциальный хищник. В отличие от персонажа Диккенса Урия Типа, который "закончил свою карьеру в тюрьме", Вендров видит в Крюке будущего владельца большой фабрики "с машинами и рабочими, которых он безжалостно эксплуатирует".

Даже в семнадцатилетней красавице Шпринцл, лукаво посмеив?ющейся над экзальтированной любовью молодого переплетчика, как будто бы ей было, по крайней мере, "дважды семнадцать", писатель видит не просто прозаическую натуру ("Гретхен из Заречья"). В преждевременной практичности девушки, порожденной опостылевшим трудом и постоянной нуждой, он тоже видит гримасу несправедливого общественного устройства.

Хотя в книге "На пороге жизни" повествование ведется от первого лица и рассказывается в ней (в большей степени, чем обычно у Вендрова)

о событиях, которые, возможно, случились с самим автором, это все же не автобиографическое произведение в буквальном смысле. Здесь нет последовательного изложения событий, стремления к фактической достоверности. Писатель, много повидавший на своем веку, рассказывает о виденном, черпая материал из собственного детства и молодости, из своего ближайшего окружения. И все же эта книга во многом помогает понять Вендрова - человека и писателя. Молодой герой книги, жизненный путь которого ведет его, казалось бы, от провала к провалу, упрямо стремится вперед и никогда не бывает побежден морально. В своей строптивости и одновременно в слегка ироническом отношении к себе, во врожденной бескомпромиссной честности он, несомненно, похож на своего создателя.

"Стар тот, кто никогда не был молод", - писал Вендров в восемьдесят лет. Духовная молодость, как известно, не всегда совпадает с физическим возрастом человека. Если бы идеалом счастливой старости был рай, где "люди едят, пьют и ничего не делают", тогда Вендров был бы самым несчастным человеком на свете. Всей душой, всем своим человеческим существом Вендров сопротивлялся такому "раю". Писатель всегда находился в самой гуще жизни. Во время первой мировой войны он развивал большую деятельность по оказанию помощи беженцам.

После Октябрьской революции, обосновавшись окончательно в Москве, где его семья жила и раньше, а он не имел "правожительства", писатель работает в отделе печати Народного комиссариата путей сообщения и в других учреждениях. Одновременно он является штатным сотрудником "Экономической жизни", газеты "Гудок", печатается в ряде еврейских газет. Статьи, очерки, фельетоны... В годы Великой Отечественной войны Вендров работает в Радиокомитете в качестве редактора передач на еврейском языке для Америки и Англии. И снова статьи, очерки, фельетоны... Для Совинформбюро и для целого ряда газет. И все же писатель находил время для рассказов.