Михаил Волохов - Игра в жмурики

Аркадий. Для перетрудившегося.

Феликс. Верно подмечаешь. Но в том случае, если у тебя действительно есть камнестическая совесть, - всего до хуя будет.

Аркадий. Ну докажу делом - за мной не потеряется. А работать я буду еще здесь или меня переведут на новое место? Я согласен.

Феликс. Да это не поблема, Аркаша. Меня другое все-таки волнует.

Аркадий. Что все-таки волнует?

Феликс. Да что ты, на хуй, все-таки совершенно незнакомого человека просто вот так взял и прихуячил за пять сотен по трусости. Засрал любера афганского.

Аркадий. Ну почему я засрал любера афганского? Я все четко по письмишку, по ксиве сделал, которую вы составили, товарищ капитан.

Феликс. Да, но ведь ты не знал, что малявку тебе КГБ в моем лице составило. Стало быть, ты забздел все-таки любера афганского и прихуячил мальца рыжего по трусости.

Аркадий. Но тогда это ты все-таки виноват, Эдмундович, в своем лице, что неправильную малявку от КГБ составил.

Феликс. Так специально было сделано, чтобы тебя проверить.

Аркадий. А я, я считаю, что вы ошиблись, Феликс Феликсович. Вы бы написали прямо, что этого незнакомого человека - суку еврейскую - надо по камнестической совести прихуячить, я бы его и прихуячил по камнестической совести. Ни хуя, не моя принципиальная ошибка все-таки.

Феликс. Ну то, что ты отстаиваешь упорно свое мнение, Аркаша - это туда, изрядно. Но вот что тебе все-таки абсолютно по хую убить человека по трусости или по камнистической совести - это слабо, хохляндия, хуевато.

Аркадий. Не, Эдмундович, не прав ты. Видит Бог, - мне все-таки не все равно. По камнистической совести мне приканапыжить человека намного не все равно. Ну, падлой буду - не все равно! Это ж, ведь, от всего народа совершаешь пользу-то пользительную!

Феликс. Видит Бог - твоя мысль на правильном пути, Аркашка. Премного за тебя рад, товарищ старший лейтенант. Камнист.

Аркадий. Спасибо за доверие, товарищ старший капитан - за доверие и подаренную радость. И если б вы сразу написали, что этого жиденка рыженького надо для КГБ по камнестической совести, стручка, срезать, я бы сразу так и срезал, товарищ старший капитан, стручка - по камнестической совестухе - вот сразу бы так и срезал.

Феликс. Ну заебал. Ну даже если мы и ошиблись - у нас и без тебя до хуя дел-то, по горло. Мы же имеем право на ошибку? Развивающегося камнизма в истории человечества до нас не было, мы исторически прём первыми в тот мир мира и рая. Ну мы же имеем право на малюсенькую ошибочку по отношению к такому пигмеечному начальничку, как ты.

Аркадий.А я, я могу иметь право на ошибку?

Феликс. Ты?

Аркадий. Ну как и вы. Я же тоже теперь КГБ. Я же могу иметь право на ошибку, что грохнул жиденка по трусости.

Феликс. Сознался. Раскаялся. Когда ты его убивал, парень, ты тогда КГБ еще не был. Когда ты его бритвочкой по горлышку препарировал, ты был простым совейским хохлом.

Аркадий. А в душе я был КГБ, Феликс Феликсович. Здоровьем матери клянусь, что в душе я был КГБ.

Феликс. Ну ты меня задрючил.

Аркадий. Ну а потом ведь каждый советский человек первый раз в этой жизни живет исторически, каждый совейский человек должен иметь законное право на ошибочку - хотя бы по конституции.

Феликс. Ну ты загнул, хуище, теперь в совейскую конституцию. Пусти хохла в КГБ. Ведь тогда и этот рыжий совейский еврей тоже имел тогда право на ошибку предать нас, вредить нам. И тогда мы ошибочно его приканапыжили - так, что ли, по твоей черной неблагодарной философии получается?

Аркадий. Хуй его знает. Хуй его знает!

Феликс. Ты вот что - кончай матюгаться. Заебал ты меня в доску своим трехэтажным матюгальником.

Аркадий. Хуй его знает.

Феликс. Нет, ты все-таки подумай и скажи - хорошо это получилось, что мы экзекутировали совейского человека, который имел право на ошибку нам вредить?

Аркадий. Не хочу думать. Не хочу сам думать! (Плачет.)

Феликс. Ну вот это заебись. И слезки твои к месту. Замочно.

Аркадий. Заебись? Точно замочно?! Вы меня возьмете к себе?!

Феликс. Извращенно ты мне нравишься, Аркашка, - хуй проссышь. К тому же, мне кажется, что убить человека по трусости - это не ошибка, это твое природное сучье какчество, которое, я надеюсь, мы общими усилиями вытравим из твоего очка дрожащего - этаким каленым гебистским глиномесным хуем фортыпарем. Я искренне влюблен в тебя, Аркашка.

Аркадий. И я в тебя влюблен, Эдмундович, тоже искренне. А трусость вытравляйте каленым этим хуем гебистским с моей жопы - сам хочу. А вот ты можешь теперь молоко с пищеблока хоть пятилитровыми банками пиздить - для язвы-то, - я тебе ничего не скажу. Я даже специально с Клавкой ради тебя договорюсь. Клавка ради меня что хоть сделает.

Феликс. Впер ты, что ль, ей, Клавке-то?

Аркадий. Ну впер, до печени. Это хорошо или плохо, что я впер Клавке-то, Эдмундович?

Феликс. Ну что ж, блюбёвь до печени - это хорошо. Блюбевь до печени - это частное дело кажного совейского распиздяя.

Аркадий. Во-о. И,поэму ты свою строчи до опиздинения. Вот приходи на работу и с самого начала строчи свою поэму.

Феликс. До опиздинения?

Аркадий. До опиздинения. Я тебе слова не скажу. Я даже за тебя могу огнетушители по этажам растаскивать.

Феликс. Ну спасибо, Аркаша, очень мило с твоей стороны.

Аркадий. Только на хуй тебе сдалась эта поэма, Феликс, если ты и без нее КГБ? Отдыхал бы лучше.

Феликс. Ну ты чукча. Поэма - это прикрытие, крыша разведчика. Ты что, до сих пор этого не просек? Ну бестолковый, право же, мудак.

Аркадий. Ну бестолковый мудак, Эдмундович, товар фургонами пиздить хуй бы когда изловчился. Не надо наговаривать на меня лишнее, товарищ капитан.

Феликс. Ну а вот что ты ворюга, в душе ворюга - это опять наговор? Еб твою. Ты вот ответствуй: нужны самой солидной совейской организации воры?

Аркадий. Знаешь, Эдмундович, я тебе одну умную ответственную мысль рожу.

Феликс. Ну рожай давай мысль умную ответственную. Не помри при родах-то.

Аркадий. Если, блин, сука, воры пользу приносят самой солидной совейской организации, то они по горлышко крепко ей необходимы.

Феликс. Златоуст епический.

Аркадий. Ну это мое частное мнение. Но если надо, Феликс Феликсович, если партия, народ меня просит постараться ради нашего большого строительного дела, ну что, ну неужели я не завяжу капусту с морковкой с пищеблока пиздить, если мне за каждую операцию будут пятьсот хрустяшек отстегивать? Ну а с другой-то стороны, Феликс Феликсович, это и не плохой крышей стать может: вор, бля, дешевый картофельный вор, а так - КГБ, офицер погонный.

Феликс. И все-то ты к деньгам клонишь, Аркашка. Больная у тебя психология.

Аркадий. Ну я исправлюсь, Эдмундович. Ну хуевым человеком я стал? Стал. Это было очень непросто сдуть этого рыжего - убийцей стать. Но я смог. Вот и хорошим человеком я смогу стать, если понадобится. Непросто - согласен. Но я способен не непростые, на мертвые дела, Феликс Феликсович, чую. Каким прикажите, таким и буду.