Владимир Березин - Свидетель

Рядом с окном висела и карта страны, в которой я родился. Она была самой мятой и потертой. Цвет ее - зелень - превратился в белизну на линиях сгибов и затертых прокладок. Это тоже был маленький кусочек чужой земли - сто на сто километров, всего несколько листов, которые больше всего страдали от солнца, бившего из окна. Зима уже пришла на московскую землю. Я всегда любил зимнее утро - еще со школьных времен, когда из-за болезни, впрочем, нет - в каникулы - я оставался дома. Светил зеленый торшер, пейзаж за окном превращался из черного сначала в синий, а затем в белый. За окном были хмурая немецкая зима, однообразные постройки военного городка. Эти здания гораздо лучше выглядели в утренней дымке, чем при обычном свете. Я сидел у окна в зеленом круге торшера, отец уже ушел куда-то, а может, уехал надолго, я не знаю куда, ведь отец занят чем-то важным, и вот теперь я один в свете утра и электрической лампочки. Этот процесс теперь повторялся. Только отца уже не стало, и некого было ждать. За моим окном теперь была Москва. Пейзажи военных городков для меня кончились - сначала в восьмом классе, когда меня, заболевшего воспалением легких, как будто неживого, будто груз, привезли в этот город, а теперь асфальтовые дорожки и крашенный в белую краску бордюрный камень ушли из моей жизни совсем. Все же в этот час хорошо было сидеть в светлеющей комнате со все еще включенной лампой. Как бутылка в застольном фокусе, комната наполнялась серым табачным дымом, а я-засоня наполнял себя кофе. Это всегда были счастливые часы. Так изучал я московскую жизнь. Смотрел на нее в дырочку оконной изморози. Смотрел спокойно, но пристально. Вот, думал я, мой небесный патрон тоже вот смотрел, разглядывал послов, изучал и выбирал веры. Выбрал. Спокойно и не без своей выгоды. А потом продолжил воевать - со своими и чужими. Но хватит об этом - под конец года вдруг потеплело, пошли дожди, и на улицах возникли лужи талой воды. Однажды у дверей метро я обратил внимание на группу маленьких человечков со скрипками, дудочками и контрабасом. Но не было у меня времени, и мокрые ботинки сами тащили меня домой. Иногда я приходил домой днем и старался поспать. Мой хозяин весь день напролет смотрел латиноамериканские сериалы, а перегородка между нашими комнатами была тонкой. Бормотали страстные слова дублеры, плакали женщины. То, что происходило, напоминало гипнопедию. Через два часа я просыпался со вкусом медной ручки во рту и именем Ренальдо Макдонадо на устах. Кто он, я не знал и путался в этих именах. Был в них, несомненно, особый смысл, но пока недоступный мне. Уличная музыка меленьких человечков была мне ближе, ее четкий ритм волновал меня. Хотелось, не заходя домой, идти на вокзал и ехать, ехать куда-то. Но я лишь как свидетель старался запомнить свои ощущения. Случился у меня день рождения, случился и прошел - без последствий. После него я слонялся по спящей квартире и курил забытые гостями сигареты. Сигареты были разные, как, впрочем, и сами гости. Позвонил мне и человек, к которому ушла моя жена. Мы дружили с ним - можно так сказать, и он передал мне привет от нее. Бывшая жена в этот момент куда-то уехала, в другой город, а может, в иное застолье. А я продолжал принимать поздравления. Рядом, испуганный таким количеством людей, крутился мой старик. Он подходил ко мне и запрокидывал голову, будто спрашивал: "Скоро? Скоро, да?" Но они исчезли - все, только старик еще жался ошеломленно к стенам. Скоро испуг его прошел, и он заснул. Такие вот истории происходили со мной. Вернемся к старику. Он спал и был виден через полуоткрытую дверь его комнаты. Он спал изогнувшись, с запрокинутой головой. Пройдет время, и, так же заснув, он встретит следующий год, а потом снова выйдет в коридор прогуливаться и ужасаться уже прожитой им жизни. Снова после долгой паузы попал в дом на Трехпрудном переулке. Жил в этом доме один интересный человек с простой фамилией Гусев, у которого я квартировал прошлым летом. Осенью он пропал куда-то, а теперь вот объявился. Я попал туда на день рождения хозяина - несколько неожиданно, потому что узнал об этом событии случайно, за час или два. Добираться до Трехпрудного нужно было по улицам, заваленным мокрым снегом, и вот услышал комариный писк домофона, увидел вечерних чужих девушек. Под мышкой у меня был подарок хозяину - бутылка водки из Израиля. Эту бутылку мне прислал человек, похитивший жену у именинника. Я заметил, что в моем повествовании вообще много чужих жен. Но слишком много и войны, и вот похититель чужих жен, в этот момент одетый в военную форму, окапывался где-то в песке чужой пустыни. Круг, таким образом, замкнулся, а этот чужой день рождения получился, не в пример моему, долгий, с ночной игрой в футбол, с ночевкой и даже с дракой, с размытой слезами женской тушью. Но это было потом, а в середине ночи я увел соседку гулять по снежным улицам. Мы говорили о чем-то, о чем, я не помню, и вдруг я узнал, что моей спутнице не восемнадцать, а двадцать четыре, и у нее своя, не известная никому жизнь. Жизнь, которую я никогда не узнаю, и я почти влюбился в эту случайную женщину, в ее смех и поворот головы, хотя эта любовь была сродни жалости к самому себе, а уж что-что, а такую жалость я ненавидел. И мне пришлось вернуться домой - к спящему старику. Через несколько дней, перед самым Новым годом мне опять позвонил Гусев. - С праздником, - произнес он. - Я тебе подарочек припас. Тут тебя разыскивали. Кто меня мог разыскивать - непонятно, и все же я насторожился. - Тут одна тетенька тебе обзвонилась, надо было тебе раньше передать, да тебя не найдешь. - Ну?! - Не догадываешься, кто это? - Душу не томи, - цыкнул я, хотя уже догадался, о ком это он. - У меня все записано. - А когда она звонила в последний раз? - Да месяц назад. Погоди, она оставила телефон. Ты записываешь? Правда записываешь, а? - Брат, - мне это начало надоедать. - Терпение мое небезгранично. - Ты уже столько терпел, что еще чуть-чуть - не страшно. Ладно, ладно, - и он начал диктовать телефон. Подождав несколько минут, я набрал этот номер и наткнулся на автоответчик, быстро пробормотавший что-то. Я перезвонил и снова услышал: - Entschuldigen Sie, bitte... Bitte, rufen Sie spдter an... Bitte, rufen Sie ein anderes Mal an... Bitte, hinterlassen Sie eine Nachricht nach dem Ton...1 Я позвонил еще и еще, и наконец мне ответили, и я попросил Анну, вспомнив, что не знаю ее фамилии. Мне ответили, что она вернулась домой, и эта фраза меня озадачила. Что значит домой? Но я спросил лишь, когда можно перезвонить. - О нет, - ответили мне на том конце провода. - Она совсем уехала. В Германию. Внутри у меня заныло, вот оно, достукался. Что стоило мне самому искать ее, хотя я не знал, как. И все же я назвался и спросил: - Не оставляла ли она для меня информации? Слова были стертыми и официальными, но лишь такие приходили мне на ум.Читать дальше