Дмитрий Мамин-Сибиряк - Хлеб

– На свои деньги веревку куплю, только пусть повесится!..

Тесть и зять совершенно забыли, что они родные. Когда Полуянов для ускорения переговоров уже назначил сумму благодарности, Харитон Артемьич опомнился.

– Постой, голова… Да ты куда пришел-то? Ведь я тебе родной тесть прихожусь?.. Есть на тебе крест-то?

– По поговорке: хлебцем вместе, а табачком врозь.

Увлеченный своими планами, Полуянов совершенно забыл о своих родственных отношениях к Малыгиным и Булыгиным, почесал в затылке и только плюнул. Как это раньше он не сообразил?.. Да, бывают удивительные случаи, а все проклятое похмелье. Просто какой-то анекдот. Для восстановления сил тесть и зять напились вместе.

– Вот тебе и зять! – удивлялся Харитон Артемьич. – У меня все зятья такие: большая родня – троюродное наплевать. Ты уж лучше к Булыгиным-то не ходи, только себя осрамишь.

– Что поделаешь? Забыл, – каялся Полуянов. – Ну, молите бога за Харитину, а то ободрал бы я вас всех, как липку. Даже вот бы как ободрал, что и кожу бы с себя сняли.

Хотя Харитон Артемьич и предупредил зятя относительно Булыгиных, а сам не утерпел и под пьяную руку все разболтал в клубе. Очень уж ловкий анекдот выходил. Это происшествие облетело целый город, как молния. Очень уж постарался Илья Фирсыч. Купцы хохотали доупаду. А тут еще суслонский поп ходит по гостиному двору и рассказывает, как Полуянов морозит у него на погребе скоропостижное девичье тело.

Странно, что все эти переговоры и пересуды не доходили только до самого Полуянова. Он, заручившись благодарностью Шахмы, вел теперь сильную игру в клубе. На беду, ему везло счастье, как никогда. Игра шла в клубе в двух комнатах старинного мезонина. Полуянов заложил сам банк в три тысячи и метал. Понтировали Стабровский, Ечкин, Огибенин и Шахма. В числе публики находились Мышников и доктор Кочетов. Игра шла крупная, и Полуянов загребал куши один за другим.

– Вам сегодня везет, как висельнику, – заметил разозлившийся Стабровский.

Именно в этот момент Полуянова вызвали.

– А, черт, умереть спокойно не дадут! – ругался он. – Скажи, чтобы подождали!

Лакей ушел и вернулся.

– Ваше высокоблагородие, Илья Фирсыч, приказано.

– Что-о?

– От следователя.

Произошел небывалый в стенах клуба скандал. Полуянов был взят прямо из-за карточного стола и арестован. Ему не позволили даже заехать домой.

Следователь Куковин был очень непредставительный мужчина, обремененный многочисленным семейством и живший отшельником. Он, кажется, ничего не знал, кроме своих дел.

– Я считаю необходимым подвергнуть вас аресту, господин Полуянов, – сонно заявил следователь, потягиваясь в кресле.

– Вы не имеете права.

– Позвольте мне самому знать мои права… А вас я вызову, когда это будет нужно.

И только всего. Полуянов совершенно растерялся и сразу упал духом. Сколько тысяч людей он заключал в скверный запольский острог, а теперь вот приходится самому. Когда он остался один в камере, – ему предоставили льготу занять отдельную камеру, – то не выдержал и заплакал.

– За что? О господи, за что?.. Ах, все это проклятый суслонский поп наделал!.. Только бы мне освободиться отсюда, уж я бы задал перцу проклятому попу!

Когда на другой день приехал к Харитине встревоженный Галактион, она встретила его довольно равнодушно и лениво проговорила:

– Этого нужно было ожидать… Ах, мне решительно все равно!

– Скверная штука может быть… Ссыпка на поселение в лучшем случае.

Харитина что-то соображала про себя, а потом оживленно проговорила:

– Ведь я говорила, что Мышников будет мстить. Это он научил суслонского попа… Ах, какой противный человек, а еще уверял, что любит меня!

Легкомыслие Харитины, как к нему Галактион ни привык, все-таки изумило его. Она или ребенок, или безвозвратно погибшая женщина. Его начинало коробить.

– Послушай, Харитина, поговорим серьезно… Ведь надо чем-нибудь жить. Есть у вас что-нибудь про черный день?

– Муж говорил, что, когда умрет, я буду получать пенсию.

– И только? Теперь нечего и думать о пенсии. Ну, значит, тебе придется идти к отцу.

– Благодарю покорно… Никогда! Я лучше на содержание к Мышникову пойду.

– Перестань болтать глупости. Нужно обсудить дело серьезно… Да, серьезно.

– Что тут обсуждать, когда я все равно ничего не понимаю? Такую дуру вырастили тятенька с маменькой… А знаешь что? Я проживу не хуже, чем теперь… да. Будут у меня руки целовать, только бы я жила попрежнему. Это уж не Мышников сделает, нет… А знаешь, кто?

– Ничего я не знаю.

– Ступай и посмотри в зеркало.

Харитина засмеялась и выбежала из комнаты, а Галактион действительно подошел к зеркалу и долго смотрел в него. Его лицо тоже искривилось улыбкой, – он вспомнил про детей.

«Нет, никогда этому не бывать, Харитина Харитоновна!» – сказал он самому себе, повернулся и вышел.

На лестнице он встретил полицию, явившуюся опечатывать имущество Полуянова.

Арест Полуянова и следствие по этому делу заняли все внимание Заполья и всего Запольского уезда. Ничего подобного еще не случалось до сих пор. Выплыла целая серия мелких плутней, подлогов, вымогательств, всяческих правонарушений и побоев без конца. Появилась даже в столичных газетах длинная корреспонденция о деле Полуянова, причем неизвестный корреспондент намекал, что это дело служит только к целому ряду других, которые Полуянов покрывал «из благодарности». Между прочим, был намек и на бубновский конкурс. Эта корреспонденция была ударом грома. Все переполошились окончательно. Главное, кто мог написать все это? Где корреспондент? А несомненно должен быть, и несомненно – свой человек, знавший всю подноготную Заполья.

– Это он только сначала о Полуянове, а потом и до других доберется, – толковали купцы. – Что же это такое будет-то? Раньше жили себе, и никому дела до нас не было… Ну, там пожар, неурожай, холера, а от корреспондента до сих пор бог миловал. Растерзать его мало, этого самого корреспондента.

Явилось предположение, что писал кто-нибудь «из поляков» или «из жидов», – народ известный. От полуяновского-то дела никому не поздоровится, ежели начнут делать переборку.

Бубновский конкурс встревожил больше всех Галактиона.

– Э, вздор! – успокаивал Штофф. – Черт дернул Илюшку связаться с попом. Вот теперь и расхлебывай… Слышал, Шахма-то как отличился у следователя? Все начистоту ляпнул. Ведь все равно не получит своих пять тысяч, толстый дурак… Ну, и молчал бы, а то только самого себя осрамил.

Галактион понимал только одно, что не сегодня-завтра все конкурсные плутни выплывут на свежую воду и что нужно убираться отсюда подобру-поздорову. Штоффу он начинал не доверять. Очень уж хитер немец. Вот только бы банк поскорее открыли. Хлопоты по утверждению банковского устава вел в Петербурге Ечкин и писал, что все идет отлично.