Андрей Битов - Ожидание обезьян

Тишина.

Однако неописуемая.

"Ну а в комнате нашей, как прялка, стоит тишина..."

Значит, все-таки описуемая?

А прялка?.. В каком словаре вы вскоре отыщете это слово?

Да и тишины не найдете.

Пока она не наступит на вас окончательно. Как слон.

Тишина наступила, как слон... Хорошо ли это?

А вот это не хорошо... ,

Прошел год, а я так и стоял на склоне этой дубовой горы, поджидая. Страна очнулась, озираясь окрест и не узнавая: кто такие? Все-таки она не пережила 1984-й... С утра она начала новую жизнь: запретила себе опохмелиться и вырубила виноградники. Не имело смысла возвращаться в Тамыш: по знаменитым газонам валялись изрубленные змеевики. Огненное сердце двора было вырвано. Население выкапывало оружие и в тех же грядках хоронило самогонные аппараты. У Зантариев-седьмых или пятых, Зантария-пятый или седьмой, из сладко пахнувшего керосином обреза в упор пристрелил участкового во время демонтажа им установки.

Ехать в Тамыш уже не имело смысла, потому что теперь можно было ехать в Америку. Там мы отдыхали от всего, повествуя обо всемю. Что они в этом понимали?..

"Так прошло еще пять лет, пролетело сто ракет", - пятилетний сын Даура уже сочинял прекрасные стихи, а я все стоял в обезьяньей роще, не трогаясь с места. Пить, конечно, наладились, но лоза была уже вырублена, а оружие выкопано. История вырывала страницы из моего ненаписанного сочинения одну за другой. Как только стало можно, шутить стало неохота, и люди начали понемногу убивать друг друга. Это только вначале казалось, что шутить перестали, потому что объявилась надежда. Все мои предчувствия обратились реальностью, и я опоздал с пророчеством. Про "рафик" - с армянином и грузином, евреем и русским - стало рассказывать неуместно, а что я еще знал? Про обезьян - я плохо знал. Запоминая, я постарался пропустить мимо ушей. Краткого знакомства с вожаком и более короткого с альфа-самцом - явно не хватало. С годами я уже не бьи уверен и в том, что их зовут именно гамадрилами, а не иначе. Ну как вы станете писать о племени, не зная даже его имени? Они же не американцы...

И почему все так плохо, когда все наконец у меня хорошо? Вошли, как всегда, без приглашения, но трезвые и выбритые, поорудовав с утра щеточкой из-под ногтей, пахнущие мэйд ин Гонконг, и сказали: все можно. А что можно, не сказали. Мол, можете теперь писать ваших "Обезьян"... а кому они, на три буквы, нужны!

Лучше бы они не улыбались. Вошли с ласковыми улыбками тигров, отперли клетку... Зоопарк оказался не снаружи.

Где мои Солдаты Империи?

Где Дрюнечка? - торгует кошмариками у Бранденбургских ворот. Где Глаз? выпустил свой бестселлер в Париже. Где Бомж? - на яхте в Средиземном море с интеллигентным другом. Где Зябликов? - сбежал в Монголию. Где Братья-изобретатели? - открыли патентное бюро совместно с одним из эмиратов. Миллион Помидоров? - ревизует ларьки. Эйнштейн? - моет посуду в Принстоне, Один Салтык поет свои прежние песни. И полковник Адидасов - в прежней должности.

Я ли вывел их на берег Понта? Они ли сгорели в пожаре?

Где мои Живые Души?

Над чем смеетесь? Не над телевизором же... Над собою? Прошелся тапочками по Империи и плачу, как Гоголь. Товарищи! мы вступили в новый исторический период: свободы смеха над самими собой.

Они добились своего: ОН сгорел в этом пожаре, и я стал спиваться в одиночку. Он или я? Остался, как Робинзон без Пятницы. Не шутка простоять семь лет не сходя, все в той же звонкой роще - ни снег не пошел, ни лето не наступило. С осенней роскошью пустоты внутри. А кругом - одни перемены! Дом наконец, жена, ребенок - вернулся из Америки на дачу... вот только картошку выкопаю и в Париж махну. Гласность. Немота, охватившая...

Полнота. Пустота. Ни строки. Что я без него?Что Пятница без Робинзона... Сдался. Присоединился к стаду. Поспешающий перед стадом вожак продолжает выкатывать перед собой некое обезьянье дао. Если кто-нибудь подумает, что я знаю, что это такое, ДАО, то это Дальневосточная Автономная Область...

Как, однако, первоначальные птички расклевали мою головку!

Мной овладело беспокойство. Неохота к перемене мест. На карте живого места от меня не осталось. Одна Албания. Туда хоть нельзя. Сосущее чувство бездарности. Воспоминания молодости.

Есть женщины, которых ты не стоишь, Есть женщины, которых ты не спас...

Предчувствие, что я упустил время, мною овладело. То есть что я упустил предчувствие.

И Бога нет, и Мамы нет - Держу за ручку пистолет:

И Бога нет, и Мамы нет...

Я проводил лето на даче в ближнем Подмосковье. Весь вечер смотрели телевизор и играли в деберц. Что Руслан Имранович опять сказал Рафику Нисановичу? "Рафик Нисанович", - сказал Руслан Имранович Рафику Нисановичу. А что ответил на этот раз Рафик Нисанович Руслану Имрановичу? "Руслан Имранович", - ответил Рафик Нисанович Руслану Имрановичу. И это было неспроста: жена объявила дау-бассе. Мне пришло два терца. а ей один, но старше, и я проиграл.

И пошел к себе наверх. Внизу спали дети, укладывалась жена. Я расчехлил машинку, вставил в нее лист бумаги. Клавиатура поросла серой шерстью. Машинально я посмотрел на руки... Вспомнил: пыль на руке... откуда это?

Не так все сразу. Семь лет - и сразу. Будто перестройка ничему не научила... Стоя в роще, я разминал окаменевшие ноги.

Прилег. Подо мной зашуршала чья-то недочитанная рукопись, как листва. Они все теперь писали - а я их читай... Карандаш для пометок. Блокнот для заметок. Я гневно сбил рукопись в неровную стопку...

ОЖИДАНИЕ ОБЕЗЬЯН,

написал я на обороте молодого автора. И подчеркнул.

Никогда я так не рисковал! Никогда не писал название прежде, чем напишу хотя бы страницу. Чтобы не заткнуться с ходу. Ужасно выглядит чистая страница с одним лишь названием наверху! Еще хуже, если оно с эпиграфом. Скажем, "Остановись, мгновенье!". Тут-то и попадается русский Фауст. Стоит как вкопанный.

"О..." - написал я со страху.

О! О - неплохое начало ? О, наконец-то! О себе. От себя. О - вот буква! Она же - ноль. Она же - овал. Она же - яйцо. Яйцо - оно. Ему бы начинаться с буквы О... так оно им кончается. Начинается оно с Я. 0-жидание о-безьян... Кто - кого? Эти два О гипнотизируют меня.

О, я их уже ненавижу!

То есть не этих не столько невинных, сколько не виноватых млекопитающих, а самую необходимость писать о них - ненавижу.

А почему я, собственно, обязан о них писать? Но и слово ОБЯЗАН так напоминает обезьяну... Обезьяна же - не обязана.

Где в замысле помещается его неотвязность?

Страница кончилась. Я написал цифру 2 и задумался. "Описание ожидания", написал я и опять задумался. Поставил три точки, в смысле многоточие, вот так... И тут же поставил цифру 3, как бы временно это описание пропуская. Мол, это технический вопрос.

Правы оказались именно те критики! На собственном примере я начинал убеждаться, что всякий формализм есть свидетельство скудости мысли и бедности содержания. Если написать несколько слов, начинающихся с буквы "О", означало мысль, то "описание ожидания" - что такое? Решительно нечего мне было описывать - вот в чем дело!