Олег Блоцкий - Пайса

Зинченко вздохнул.

Когда приедет, надо будет с ними в зоопарк сходить - в прошлом отпуске не успели. И на футбол обязательно. Взрослые уже - пусть к большому делу приобщаются. С матерью-то больно не походишь. Да и в обновках покрасоваться надо обязательно. Какие костюмчики везет пацанам Зинченко! А игрушки! В Союзе о таких и не знают.

Ребята смеялись: "Ты что, очумел? Да на эти деньги еще магнитофон купить можно. Ну ты и придурок!"

"Это вы придурки, ребята, - думал Зинченко и часто моргал блестящими глазами, - у меня два сына растут. Пусть увидят то, чего отец никогда не видел. Пусть ходят в том, в чем я никогда не ходил. Можно подумать, я здесь торгуюсь, потому что жадный очень. Да ни черта подобного! У меня форма есть - перехожу как-нибудь. А вот жену одеть надо, чтобы не хуже других была. Пацанов опять же. Машину купить неплохо было бы. И обязательно на юг съездить в первый же отпуск. Стыдно подумать - восемь лет с женой живу, а так ее к морю и не свозил. И пацаны не знают, что это такое. Ничего, ребята, наверстаем, - успокаивал мысленно то ли себя, то ли семью Зинченко. - Вот приеду - тогда заживем!"

Прапорщик улыбнулся, и вновь мысли вьюгой закружились в голове.

"А еще старики! Надо обязательно ревизию всему хозяйству навести. Много ли они сами наработают? Забор новый поставить, крышу перестелить, дрова на зиму завезти, перепилить, переколоть и в поленницу уложить. Да чтобы в деревне не было работы? - Зинченко усмехнулся. - Только для лентяя нигде работы нет, да для брата-алкаша. Рядом живет, а пальцем не пошевелит родителям помочь. Нет, к старикам надо непременно заехать и поработать там основательно".

За такими думами и не заметил Зинченко, как колонна уперлась в Баграмский перекресток, съезжая на обочину вправо.

Старший пошел к комендачам - подавать списки на людей и технику. Зинченко спрыгнул на землю, скинул бронежилет и потянулся, разводя руки в стороны.

Водитель всю дорогу искоса поглядывал на молчаливого прапорщика и гадал, что же произошло с веселым, никогда не унывающим старшиной. Так ничего и не надумав, Зеленов решил заняться делом. Он достал гранату, ввернул в нее запал и привязал к кольцу шнурок. После чего гранату сунул в карман.

"Дубина, не дубина, - удовлетворенно подумал Иван, - а выводы делаю. Старшина верную вещь говорит. Зачем этот автомат? Еще раз смеяться надо мной начнет - покажу гранату со шнурком, как у него, он и замолчит".

Зинченко шел вдоль колонны, разминая затекшие ноги.

Справа, перекрученные, точно колючая проволока, стояли виноградники. Выгоревшее белое солнце висело над темно-зелеными рощами, деревья пучками торчали на горизонте. Слева тянулась гряда невысоких гор.

Навстречу прапорщику мчался дуканщик Юсуф, крестом разбросав руки в стороны.

- Привет, командор! Что сдаешь? Товар есть? Какой? Говори! Брать буду!

- Да нет ничего, - отмахнулся Зинченко.

Юсуф фыркнул и побежал дальше.

Тут старшина вспомнил о Шурике, охнул и окликнул дуканщика.

- Юсуф, давай ко мне!

Афганец вернулся. Приветливая, радушная улыбка не сходила с его исцарапанного разбитого лица.

- Где рыло покарябал? - поинтересовался Зинченко.

- Э-э-э, - дуканщик засмеялся, черные глаза весело блеснули. - Водку вчера пил на одиннадцатой заставе. У Вовки-артиллериста день рождения был. Домой шел - упал.

- А! Я думал, дрался с кем-то. Слышь, есть товар. Кондер.

- Давай, беру, - заплясал Юсуф, потирая руки, - деньги есть.

Он задрал полы длинной рубахи и достал из кармана штанов толстенную пачку денег.

- Шестьдесят тысяч.

- Новый, старый?

- Нормальный.

- Давай, беру.

- Сейчас колонна тронется, отъедем за ДКП, там и скину тебе.

- Нет! - испугался Юсуф, схватил русского за руку и зашептал, озираясь по сторонам. - За ДКП нельзя. ХАД сейчас здесь. ХАД всех ловит. За ДКП никак нельзя.

- А где можно? - спросил прапорщик, зная, что афганцы просто трепещут перед своей службой госбезопасности.

- Давай в кишлак. Место хороший, тихий. Заехал на пять минут и выехал. А здесь нельзя - ХАД. Кондер обязательно беру. Очень надо кондер. Брат двоюродный просил.

Шестьдесят тысяч были очень хорошие деньги. Нигде по всей дороге Зинченко за такую цену его не продал бы. И прапорщик решительно махнул рукой.

- Ладно, черт с тобой! Заскочу в кишлак. Только деньги приготовь, чтобы все точно было.

- Конечно, командор, конечно. Юсуф не западло. Сейчас еду кишлак. Буду ждать там.

Дуканщик метнулся к дороге, замахал рукой. Проезжающий афганский грузовик, разукрашенный, как новогодняя елка, притормозил. Юсуф вскочил на подножку и радостно замахал Зинченко.

Прапорщик подошел к "КамАЗу", стоящему чуть ли не в голове колонны.

- Слышь, Толик, - сказал он молодому прапорщику, который, раскинувшись на сиденье, кольцами пускал дым, - за одиннадцатой заставой, прямо напротив Калаханы, остановись. Изобрази, что у тебя поломка. Я к тебе пристроюсь для охраны, а потом в кишлак заскочу. Вещь надо одну сдать.

- Не опасно? - спросил лениво Толик, выпустив очередное кольцо дыма.

- Нет. Кишлачок мирный, душками там и не пахнет. Я заезжал туда.

- Лады, - сказал Толик, - но с тебя три банки пива.

- Идет!

Старший колонны выскочил из-за ограды, поверх которой была натянута маскировочная сеть, и сделал отмашку рукой.

Машины начали выползать на дорогу.

"Урал" проехал одиннадцатую заставу. Показалась Калахана. На обочине "КамАЗ". Водитель держал автомат в руках и озабоченно пинал скаты, глядя по сторонам.

Зинченко остановился, выпрыгнул из машины и показал большой палец Толику.

- Сейчас, Толян. Одна нога здесь, другая там.

Прапорщик свистнул, и из кузова, откуда торчали стволы зенитной установки, показались два солдата.

- Давайте, спрыгивайте, - приказал Зинченко. - Помогите людям.

Лишних свидетелей Зинченко не любил, а Зеленов был парнем проверенным, ходил с прапорщиком в связке постоянно, как альпинист.

Машина въехала в кишлак. К ней торопился Юсуф. Он запрыгал под колесами, и "Урал" остановился.

Зинченко открыл дверь, спрыгнул на землю.

- Ну как? Деньги гото...

Закончить предложение старшина не успел.

У Юсуфа исказилось лицо, и он бросился на прапорщика. Дуканщик прижал руки Зинченко к туловищу и пытался повалить его на землю. Неизвестно откуда с разных сторон на старшину навалились бородатые мужики.

- Ванька, гони! - Зинченко обреченно сопротивлялся изо всех сил. Беги, Иван! Я - все!!!

Старшину повалили на землю. В клубах поднявшейся пыли, в мешанине тел ему пытались завернуть руки за спину. А Зеленова уже вырывали из кабины с другой стороны бородачи с автоматами в руках.

Грохнул оглушительный взрыв. Что-то с треском раскололось, посыпалось, зашуршало. Резкие крики и протяжный вой наполнили улицу.