Олег Блоцкий - Стукач

Иволгин заинтересованно смотрел на солдата и только повторял:

- Успокойся, боец. Слышишь, бача, спокойнее, по разделениям...

Но от этого внезапно человеческого обращения - у Веткина слезы прямо потоком и речь все быстрее. Солдат продолжал говорить, глотая соленую влагу.

- Что делать? Дедам в палатку гранату кинуть, как в первом батальоне? Так жалко мне их. А гранаты у меня есть... Или, как Ахмедов, к духам бежать? Да не бежал он, товарищ капитан. Мне пацан с его взвода рассказывал - он от дедов за бригадой прятался. Убежал после проверки, чтобы деды не побили. За минными полями хотел ночь отсидеться. И уснул. А его духи, их разведчики, которые по ночам к бригаде подкрадываются, нашли. Комбриг потом говорил, что он предатель. А он не предатель. Бежать хотел Ахмедов, так его духи поймали, побили и в горы увезли. А все - предатель, предатель...

- Дела! - заметно протрезвел Иволгин.

- Видите и Вы не знали. А я не хочу быть предателем. Хотя, если разобраться, то наши хуже духов, потому что своих мучают страшнее фашистов. Что мне делать? Застрелиться? Гранатой подорваться? Так не виноват я ни в чем. Из роты я уходить тоже не хочу. Это же моя рота! Сколько раз я хотел подорваться! Да маму жалко. Ведь наша семья - она и я. А мама болеет, инвалид она. Инвалид второй группы. Как представлю, что увидит мой гроб, так страшно становится. Умрет - не выдержит. Только поэтому и держусь...

- Как ты сюда попал, если один у матери? - засомневался в солдате Иволгин. - Таких сюда не присылают.

- Сначала учебка, а потом, перед отправкой, когда все выяснилось, я комбату сказал, что не останусь в Союзе - все-равно на фронт убегу. Как так? Ребята в Афган, а я в тылу? Кто я после этого? Предатель.

- А мать?

- Так не знает она ничего, товарищ капитан. Я же пишу, что в Монголии. Друг мой там служит. Так раньше, что он мне про Монголию писал, я все маме переписывал. А потом книжку про Монголию нашел. Теперь оттуда целыми страницами списываю.

- Писатель, - засмеялся Иволгин и уже серьезно предложил. - А почему тебе ротному не рассказать? Он бы во всем разобрался.

- Да знаю, товарищ капитан. Знаю! Но если они за меня заступаться начнут, тогда все точно подумают, что я - заложник.

Иволгин помолчал немного, подумал, а затем уверенно сказал:

- Все будет нормально, боец. Я с этим разберусь. Ты уж продержись пару дней. Лады!

Иволгин хлопнул Веткина по плечу и пошел в модуль. А возле лавки стоял Веткин и дрожащими пальцами держал давно потухшую сигарету.

На следующий вечер после обычной поверки в своей роте Иволгин отправился к связистам. Недалеко от грибка с повязкой дежурного по роте томился Рушманис - высокий крепкий прибалт.

Иволгин подходил к палаткам. Услышав шаги, Рушманис завертел головой, а, увидев ротного, улыбнулся и подчеркнуто торжественно приложил ладонь к правому краю панамы.

- Здравия желаю, товарищ капитан!

- Здорово, Гитас! - улыбнулся в ответ Иволгин, протягивая для рукопожатия ладонь. - Как дела дома?

Офицеру нравился этот немногословный жилистый сержант, который несколько раз ходил с его подразделением в засады. Иволгин знал, что Гитас женат и в далекой Прибалтике у него растет дочка, которую Рушманис пока не видел. В горах все узнаешь. Вечерами, на привалах, почти всегда разговоры сводятся к дому. И даже замкнутый сержант-связист не чурался подобной темы.

- Хорошо, товарищ капитан. Дочь ходить начала. А на мою фотографию показывает и "папа" говорит.

- Счастливый, - порадовался за солдата офицер и тут же перешел к делу. - За что Веткина чмоните, Гитас?

Сержант насторожился и опустил глаза.

- Так за что? - не отступал Иволгин.

- За дело, - сдался, наконец, Рушманис.

- А если именно я тебе скажу, что не Веткин стукач, поверишь? Мне поверишь?

Рушманис на мгновение задумался:

- Я-то поверю. А ребята мне - нет.

- Поверят, Гитас, поверят, - жестко сказал Иволгин, втаптывая сигарету в песок. - Ты самый авторитетный в роте. Ты, да Валерка Пак. Вас особо пацаны уважают. Правильные вы с корейцем ребята, не сволочные. Просто именно ты не веришь мне. Так и скажи!

Рушманис молчал и капитан, поняв, что пауза может затянуться надолго, резко подвел черту:

- Не поверишь - парня убьете. Кровь его - на вас будет. И на тебе, сержант, в первую очередь. Как жить после этого станешь? Не он это. Слово даю!

Рушманис, который сам долго носил на лице отметины командирской "проверки вещей", исподлобья посмотрел на Иволгина.

- Кто?

- Между нами?

- Чтобы домой не вернуться! - чиркнул Рушманис большим пальцем по горлу.

- Привоз, - сказал Иволгин, понимая, что нарушает негласный офицерский кодекс - стукачей, пусть даже последних подонков, бойцам никогда не сдавать.

У Рушманиса округлились глаза, и отвалилась челюсть.

- На моих глазах это было. Привоз давно начальнику связи стучал. Вот он и пришел к нему проситься в первую отправку. А тот и сказал, что Привоз поедет, но только после того, как все расскажет о чарсе.

- А Привоз?

Иволгин хмыкнул и вздохнул.

- Ох, падло, за отправку продался! А мы через него загибаемся!

- Вы Веткина убиваете, анашисты хреновы! - зло подвел итог капитан. Что ты, как маленький, стонешь, о себе думаешь. Вы парня в могилу вбиваете. Кто на Веткина погнал? Вспомни?

- Тут и помнить нечего, - быстро сказал Рушманис,- Привоз. Он на Веткина тогда наехал. Точно.

- Какие вы все чамары, - с презрением сказал Иволгин и, не прощаясь, резко крутанулся на месте и зашагал прочь, громко матерясь.

Обалдевший Рушманис стоял на месте, ероша светлый ежик волос, и растерянно качая головой.

Прошло несколько дней. Однажды вечером Иволгина кто-то окликнул:

- Товарищ капитан, товарищ капитан!

На ротного налетел улыбающийся Веткин.

- Спасибо Вам, товарищ капитан, - задыхаясь, проговорил солдат. - Не я, получается, заложник. Все ребята только и говорят об этом...

- А кто?

- Не знаю, - пожал плечами солдат, - но все говорят, что не я. Спасибо Вам!

- Мне-то за что?

- Нет, нет. Спасибо Вам! Вы же обещали. Я, честно сказать, только Вам и верил. Ну, думаю, не получится, тогда точно подорвусь...

- Смирно! - вдруг негромко, но требовательно и жестко выдохнул офицер, оскалившись и подаваясь напряженным телом вперед.

Веткин осекся и недоуменно вытянулся перед капитаном.

- Прекращай быть чмом! Слышишь, боец, отставить чмонеть! Отставить!! Приказываю!

- Есть, отставить чмонеть! - приложил руку к панаме солдат, понимая, что капитан не шутит, а говорит очень и очень серьезно.

Капитан медленно поднес ладонь к правому виску и так же чрезвычайно серьезно добавил:

- Будь всегда человеком, солдат. Человеком, мужчиной, бойцом, а не размазней. Приказываю! Приведи себя в порядок. И еще - готовься к выходу в горы. Я договорился с ротным. Он тебя именно мне придает. Сдохнешь на выходе - лично прибью!