Марина Бонч-Осмоловская - День из жизни старика на БJркендейл, 42

"Почему и нашу страну не сделать ярче?" - спросил сын. Старик поразился такому вопросу. "Потому что... пусть будет так, как было! - умело парировал он. - Все равно мы будем жить, как жили, в нашей доброй, старой, гордой Англии!"

Он протянул было руку к письму, но тут вспомнил, как подтрунил сын над этими его последними словами. Он сказал, что англичане сами эту гордость о себе придумали, хвалят себя без зазрения совести и другим о себе внушают. А что за гордость такая особая? Упрямство и упорство, вот и все. И тут он взял и в довершение обиды показал две австралийские монеты. На одной была изображена английская королева, как и полагается - вечно юная и прекрасная. А вторая монета чеканки прошлого года, и королева на ней - совсем не привлекательная пожилая женщина! Старик тогда вспылил - это просто издевательство над короной! Он и сам, конечно, отъявленный скептик, он сам любит подтрунить над Англией, но критику от сына-австралийца не потерпит. "Тем более, что это мы вас породили, ленивцев!" - твердо напомнил он сыну его место.

Сейчас старик вытащил английскую монету и всмотрелся в нее, чтобы еще раз убедиться, как должны выглядеть монархи. И что же! Королева на этой, правильной монете, была как две капли воды похожа на ту, пожилую, заграничную! Старик не заметил, как давно он пользуется такими несимпатичными монетами... И когда, сколько же лет назад королева так переменилась? С возрастом ее черты потеряли миловидность и неожиданно стало видно, как не по-королевски обыкновенно и незначительно лицо привычной монархии. Старику показалось, что таких женщин он встречал во множестве на улицах и в магазинах своего города. Он потупил глаза и бросил монету в общую кучку.

Время, однако, приближалось к половине восьмого и пора было выезжать. Конечно, до места всего пять-семь минут, но старик любил все делать добротно. Взяв ключ от сарая, он вышел во двор. Выложенная камнем дорожка проросла травой до колена, на ней иногда отблескивали каменные вкрапления, но чаще пятна камней были покрыты землей, которая в дождь превращалась в жидкую грязь. Дорожка пересекла бывшую дорогу для пролетки, на ее краю стоял треснувший столб с раскрошившейся каменной нахлобучкой для красоты, увитый колючкой. Второй валялся в чертополохе. Старик поднялся на следующую террасу, пару раз проехался по раскисшей грязи и попал в сарай. Это было его излюбленное место.

По профессии старик был столяр, и здесь, в сарае, он продолжал заниматься своим любимым делом. Кроме того, его пенсия была столь мала, что едва ли он смог бы свести концы с концами, если бы не мастерил иногда изделия на заказ. К его сожалению магазин, где он добывал заказы, предлагал их нерегулярно и платил ему, кустарю-одиночке, почти копейки. Но он и этому был рад. Получив очередной заказ, старик располагался в своей сараюшке как будто навечно: здесь среди досок, деревянной пыли, реек и клея, в настоящем деревянном доме было сухо, вкусно пахло, и старик, млея от сухого тепла, принимался за труд. Поработав часа два, он легко и тихо засыпал за своим верстаком, подложив под голову локти. Ему всегда было холодно, он быстро уставал, но дома ему не спалось. Здесь, в прогретой бледным солнцем сараюшке, он иногда дремал до самого вечера, до той поры, пока не зажигался на улице теплый желтый фонарь и филин, живущий на большом клене у самой дороги, не начинал вопить своим протяжным волшебным криком как в жуткой, но симпатичной сказке.

Старик взвалил на себя законченную давеча дверь и поволок ее к машине. Как обычно, она только частью влезла в багажник и чуть не вывалилась. Он привязал ее веревочкой. Когда старик проезжал вдоль правой ограды, то заметил, что она, толщиной в полуметровую каменюгу, ужасно искривилась. Много лет он подкладывал под нее булыжники, они были разной толщины, и теперь центральная часть ограды грозно провисла над дорогой, как переполненное вымя. Старик разглядел этот абрис и понял, в какое место нужно подложить несколько новых камней. Прибавил газу и поехал со двора.

Место, куда старик собирался все утро и с чем связывал свои надежды, была почта. Именно здесь по вторникам и четвергам он вместе с другими стариками мог получить пенсию. Среди них толклись одинокие матери, безработные всех мастей, так что очередь получалась огромная. Почта находилась внутри продуктового магазина. Он открывался в восемь часов утра, а почта только в девять. На этот час их в магазин - в душистое тепло - не пускали, и вся толпа стояла столбом под дождем и ветром осенью и зимой, круглый год терпеливо снося муку. Старику казалось, что во вторник людей поменьше, к тому же он много лет назад привык к этому дню.

В прошлом году случилось небывалое: ему предложили открыть счет в банке и переводить пенсию прямо туда. Ему сказали, что их, английские банки, держат в своих руках пол-мира. Старик очень испугался и посоветовался со знакомыми в очереди. В общем, он услышал то, о чем думал сам: банкам доверять нельзя. Собеседник рассказал ему, как открывал счет один наивный человек. Сначала его в банке записали под неверной фамилией. Он сумел вернуть свои деньги. Потом попросил каждый месяц делить их пополам на два счета: первый - насущный, второй - неприкосновенный. В первый месяц банк поделил правильно, а на второй половина денег уплыла. Их нашли и вернули, но человек хлебнул горя. Потом он собрался полететь к дочери в гости и перед самолетом проверил в аэропорту свои сбережения. На его счету висел никому неизвестный долг. До самолетa оставался час. Он побежал в банк, где ему сказали, что в компьюторе нет не только долга, но и его самого, и что, наверное, он открывал счет где-то за границей...

Много поучительного услышал тогда старик про их банковскую систему и твердо решил, что пусть уж лучше он постоит вместе со всеми в очереди, но наверняка получит пачку тяжелых английских фунтов с изображением вечно юной королевы.

Старик стоял в очереди и внезапно нащупал в кармане забытые местные письма. Как удачно, что сейчас он может их спокойно прочитать! Старик вытащил первое письмо и с удовольствием занялся делом. Без обиняков с верхней строчки письмо начиналось такими словами:

"До меня дошли сведения..."

Это налоговое управление писало о мизерных стариковых заработках для магазина, как раз того, куда он вез свою дверь. В письме стояло грозное требование заполнить какую-то анкету, но не было имени чиновника, ни телефона, ни адреса пославшего. Старик не нашел подписи внизу письма и задрожал. Не так часто в жизни он получал письма, которые начинались со слов "Я узнал", но всякий раз получая подобное, он чувствовал, что его жизнь в руках и тайной власти того, кто имеет право не объяснять, кто он, собственно, такой, кто имеет право написать человеку удивительные слова: "Я узнал про вас..."