Марк Алданов - Ключъ

X.

Гостиная, купленная за большiя деньги въ Вeнe послe одного дeла, на которомъ Кременецкiй заработалъ сразу тридцать тысячъ рублей, рeзко отличалась отъ кабинета по стилю. Въ этой огромной комнатe былъ и американскiй бeлый рояль, и голубой диванъ съ придeланными къ нему двумя узенькими книжными шкалами, и этажерки съ книгами, и круглый столъ, заваленный художественными изданiями, толстыми журналами. На стeнахъ висeли рисунки Сезанна, не очень давно вошедшiе въ моду у петербургскихъ цeнителей. Была и коллекцiя старинныхъ рисунковъ, {49} на одинъ изъ которыхъ хозяинъ обращалъ вниманiе гостей, замeчая вскользь, что это подлинный Николай Зафури. Еще въ другомъ родe былъ будуаръ, расположенный между кабинетомъ и гостиной. Здeсь все было чрезвычайно уютное и нeсколько минiатюрное: небольшiя шелковыя кресла, низенькiе пуфы, качалка въ маленькой нишe, крошечная полка съ произведенiями поэтовъ, горка русскаго фарфора и портретъ Генриха Гейне въ золотой рамкe вeнкомъ, искусно составленнымъ изъ лавровъ и тернiй. Мебели вообще было много и, по разсчету хозяевъ, они могли принимать до ста человeкъ, перенося въ парадныя комнаты лучшiе стулья изъ другихъ частей квартиры. Впрочемъ, такiе большiе прiемы устраивались чрезвычайно рeдко, а баловъ, по случаю войны, не давалъ никто.

Въ хрустальной люстрe была зажжена половина лампочекъ. Поджидая хозяевъ, два помощника Кременецкаго, свои люди въ домe, вели между собой вeчный разговоръ помощниковъ присяжныхъ повeренныхъ -- о размeрахъ практики разныхъ знаменитостей адвокатскаго мiра и объ ихъ сравнительныхъ достоинствахъ и недостаткахъ. Одинъ изъ помощниковъ, Никоновъ, былъ во фракe, другой, Фоминъ, служившiй въ Земскомъ Союзe, въ темнозеленомъ френчe, съ тремя звeздочками на погонахъ.

-- Что же вы думаете, коллега, о дeлe Фишера? Убилъ, конечно, Загряцкiй,-- сказалъ Никоновъ.

-- Позвольте, во-первыхъ, не доказано, что Фишеръ былъ убитъ. Экспертизы еще не было.

-- Какое же можетъ быть сомнeнiе? Безъ причины люди не умираютъ... {50}

-- Умираютъ на шестомъ десяткe отъ такихъ "petits jeux", которыми занимался Фишеръ... А, во-вторыхъ, почему Загряцкiй?

-- Кто же другой? Другому некому.

-- Позвольте, дорогой коллега, вы разсуждаете не какъ юристъ. Onus probandi лежитъ на обвиненiи, разумeется, если вы ничего противъ этого не имeете.

-- Да что onus probandi,-- сказалъ Никоновъ.-- Загряцкiй убилъ, какой тутъ onus probandi... А вотъ, что это дeло отъ Семы не уйдетъ,-- это фактъ.

-- Бабушка на двое сказала, и даже, passez moi le mot, не на двое, а на трое или больше: если вамъ все равно, есть еще и Якубовичъ, и Меннеръ, и Сердъ, и Матвeевъ, не говоря о dii minores.

-- Нeтъ, это дeло не для нихъ. Меннеръ хорошъ въ военномъ, Якубовичъ,-да, пожалуй, при разборe уликъ, Якубовичъ, конечно, на высотe. А все-таки, гдe ядъ, кинжалъ, револьверъ, сeрная кислота, тамъ Сема незамeнимъ. Онъ вамъ и народную мудрость зажаритъ, онъ и стишокъ скажетъ, онъ и Грушеньку, и Настасью Филипповну запуститъ.

-- Достоевскаго знаетъ, собака, какъ сенатскiя рeшенiя,-- съ уваженiемъ подтвердилъ Фоминъ.

-- Если на антеллегентныхъ присяжныхъ, да со слезой, никто, какъ Сема. Развe изъ Москвы Керженцева выпишутъ.

Керженцевъ меньше чeмъ за пять не прieдетъ. Ему на славу наплевать. Il s'en fiche.

-- Ну, и три возьметъ. Съ Ляховскаго, помните, всего двe тысячи содралъ.

-- Позвольте, вeдь это когда было? De l'histoire ancienne. Теперь, Григорiй Ивановичъ, цeны не тe... {51}

-- А вотъ, помяните мое слово, Семe достанется дeло, и онъ выиграетъ какъ захочетъ.

-- Ораторъ Божьей милостью...

-- Да, только ужасно любитъ "нашего могучаго русскаго языка"...

Фоминъ сдeлалъ ему знакъ глазами. Въ гостиную вошла Муся, дочь Кременецкаго, очень хорошенькая двадцатилeтняя блондинка въ модной короткой robe chemise, розоваго шелка, открывавшей почти до колeнъ ноги въ серебряныхъ туфляхъ и въ чулкахъ тeлеснаго цвeта. Фоминъ звякнулъ по военному шпорами и зажмурилъ отъ восхищенiя глаза.

-- Марiя Семеновна, pour Dieu, pour Dieu, чья это cre'ation? -- сказалъ онъ, неожиданно картавя.-- Какая прелесть!..

Муся, не отвeчая, повернула выключатель, зажгла люстру на всe лампочки и подошла къ зеркалу.

"Какой сладенькiй голосокъ" -- подумала она.-- "И надоeли его французская фразы"...

У нея былъ дурной день. Наканунe, часовъ въ десять вечера, она возвращалась домой пeшкомъ (ее только недавно стали отпускать изъ дома одну); къ ней присталъ какой-то господинъ, и долго, съ шуточками вполголоса, преслeдовалъ ее по пустынной набережной, такъ что ей стало страшно. Она "сдeлала каменное лицо" и зашагала быстрeе. Господинъ, наконецъ, отсталъ. И вдругъ, когда его шаги замолкли далеко позади нея, ей мучительно захотeлось пойти съ нимъ -- въ таинственное мeсто, куда онъ могъ ее повести,-захотeлось узнать, что будетъ, испытать то страшное, что онъ съ ней сдeлаетъ... Она плохо спала, у ней были во снe видeнiя, въ которыхъ она не созналась бы никому на свeтe. Встала она, какъ всегда, въ двeнадцатомъ часу, и не выходила цeлый день {52} изъ дому, хотя это должно было къ вечеру отразиться на цвeтe лица; то играла "Баркароллу" Чайковскаго, то читала знакомый наизусть романъ Колеттъ, то представляла себe, какъ пройдетъ для нея вечеръ. Впрочемъ, отъ этого прiема Муся ничего почти не ожидала.

-- Который часъ? -- спросила она, не оборачиваясь и поправляя прядь только что завитыхъ волосъ. "Лучше было бы розу въ волосы",-- подумала она.

Фоминъ съ удовольствiемъ взглянулъ на простые черные часы, которые онъ сталъ носить на браслетe, надeвъ военный мундиръ.

-- Neuf heures tapant,-- отвeтилъ онъ, незамeтно оглядывая и себя черезъ плечо Марiи Семеновны. Онъ очень себe нравился въ мундирe. Въ зеркалe отразилась фигура входившаго Кременецкаго. Онъ ласково потрепалъ дочь по щекe и сказалъ разсeянно: "Молодцомъ, молодцомъ... Очень славное платьице..." Никоновъ и Фоминъ улыбались. Семенъ Исидоровичъ дружески съ ними поздоровался.

-- Раннiя гость вдвойнe дорогъ... Благодарствуйте,-- сказалъ онъ (Кременецкiй любилъ это слово и часто говорилъ то "благодарствую", то "благодарствуйте").

-- Мы о дeлe Фишера толковали, Семенъ Исидоровичъ,-- сказалъ Фоминъ.-Вeрно, вамъ придется защищать?

Выраженiе безпокойства промелькнуло по лицу адвоката.

-- Почему вы думаете? -- быстро спросилъ онъ.-- Я давеча читалъ... Будетъ, кажется, интересное дeльце.

-- По моему, не можетъ быть сомнeнiй въ томъ, что убилъ Загряцкiй,-сказалъ Никоновъ. Всe улики противъ него. {53}

Кременецкiй и Фоминъ стали возражать. Газеты говорятъ о Загряцкомъ, но настоящихъ уликъ нeтъ.

-- Дeло ведетъ нашъ милeйшiй Николай Петровичъ Яценко, очень дeльный слeдователь,-- сказалъ Кременецкiй.-- Онъ у насъ нынче будетъ, жаль, что нельзя взять его за бока.

-- Le secret professionnel,-- торжественно произнесъ Фоминъ, поднимая указательный палецъ кверху.

-- Когда выпьетъ крюшонцу, забудетъ про secret professionnel.