Марк Алданов - Ключъ

-- Нeтъ, гдe ужъ альтруизмъ! Я такъ далеко {232} и не иду. У меня славная программа-минимумъ. Какъ прекрасна, какъ счастлива была бы жизнь на землe, если-бъ люди въ своихъ дeйствiяхъ руководились только своими узкими эгоистическими интересами! Къ несчастью, злоба и безумiе занимаютъ въ жизни гораздо больше мeста, чeмъ личный интересъ. Они-то и прорываются наружу... Я и въ честолюбiе плохо вeрю. Нeтъ честолюбiя, есть только тщеславiе: самому честолюбивому человeку по существу довольно безразлично, что о немъ будутъ думать черезъ сто лeтъ, хоть онъ, можетъ быть, этого и не замeчаетъ... Смерть бьетъ и эту карту.

-- Мысли у васъ не очень веселенькiя,-- сказалъ Федосьевъ.-- Но это не бeда: вы съ такими мыслями сто лeтъ проживете, Александръ Михайловичъ. Да еще какъ проживете! Безъ грeха, безъ грeшковъ даже, и въ мiрe A, и въ мiрe B. По рецепту Марка Твэна: жить такъ, чтобы въ день вашей кончины былъ искренно разстроенъ даже содержатель похороннаго бюро... Разрeшите вамъ налить портвейна? Недурной, кажется, портвейнъ.

-- Очень хорошiй,-- сказалъ Браунъ, отпивъ изъ рюмки.-- И обeдомъ вы меня накормили прекраснымъ.

-- Когда же, по вашему,-- спросилъ Федосьевъ,-- произойдетъ у насъ этотъ взрывъ мiра B? Или, попросту говоря, революцiя?

-- По моему, удивительные всего то, что она еще не произошла, если принять во вниманiе всe дeла вашихъ политическихъ друзей...

-- Моихъ и вашихъ. Давайте раздeлимъ отвeтственность пополамъ. Вeрьте мнe, это очень для васъ выгодно.

-- Но такъ какъ фактъ налицо: до сихъ поръ никакого взрыва не было, то я твердо рeшилъ воздерживаться отъ предсказанiй въ отношенiи {233} нашего будущаго. Соцiологiю Россiи надо разъ навсегда предоставить гадалкамъ.

-- Спорить не буду, хотя насчетъ сроковъ у меня устанавливается все болeе твердое мнeнiе. Но я и самъ думаю, что у насъ все возможно... Помнится, я вамъ даже это говорилъ... Вeрно у насъ съ вами сходный мiръ B? Въ мiрe A мы, къ сожалeнiю, расходимся.

-- Да, немного. Но вы и въ мiрe A иногда высказываете мысли, которыя какъ будто не совсeмъ вяжутся съ вашимъ положенiемъ и оффицiальными взглядами... Признаюсь, мнe хотeлось бы знать, высказываете ли вы эти мысли также и близкимъ вамъ государственнымъ дeятелямъ?

-- Имъ высказываю рeдко,-- отвeтилъ, смeясь, Федосьевъ.-- Не хватаетъ "гражданскаго мужества"... Очень я люблю это выраженiе: о людяхъ, не имeющихъ мужества-просто, ихъ друзья обычно говорятъ, что у нихъ есть гражданское мужество... Нeтъ, государственнымъ дeятелямъ не высказываю,-старичковъ бы еще разбилъ ударъ.

-- Выскажите имъ все на прощанье, когда соберетесь въ отставку. Все-таки отведете душу: я думаю, вы ихъ любите не больше, чeмъ насъ... Но я, право, долженъ васъ покинуть, еще разъ прошу меня извинить,-- сказалъ, вставая, Браунъ. -- Въ свою очередь буду очень радъ, если вы ко мнe заглянете.

-- Съ особеннымъ удовольствiемъ. Что-жъ, больше не удерживаю, знаю, какъ вы спeшите. Большое спасибо, что зашли...

Онъ проводилъ гостя въ переднюю. Лакей въ сeрой тужуркe подалъ шубу.

-- Вeдь вы въ Парижъ еще не скоро?

-- Нeтъ, до конца войны думаю побыть здeсь. {234}

-- До конца войны! -- протянулъ Федосьевъ, удерживая въ своей рукe руку Брауна.-- Соскучитесь... Вeдь у васъ тамъ друзья, ученики... Отъ Ксенiи Карловны кстати писемъ не имeете? -- быстро, подчеркивая слова, спросилъ онъ и, не дожидаясь отвeта, продолжалъ.-- Такъ я надeюсь скоро снова съ вами встрeтиться?

-- Очень буду радъ,-- отвeтилъ Браунъ, опуская деньги въ руку лакея.-Нeтъ, писемъ не имeю. Мнe вообще мало пишутъ... До свиданья, Сергeй Васильевичъ, благодарю васъ.

-- До скораго свиданья, Александръ Михайловичъ.

Дверь захлопнулась. Федосьевъ вошелъ въ свой кабинетъ и сeлъ у письменнаго стола.

"Нeтъ, очень крeпкiй человeкъ",-- подумалъ онъ.-- "Никакими штучками и эффектами его не проймешь. Ерунда эти слeдовательскiя штучки, когда имeешь дeло съ настоящимъ человeкомъ. Нисколько онъ не "блeднeетъ" и не "мeняется въ лицe"... А если и блeднeетъ, то какое же это доказательство! Видитъ, что подозрeваютъ, и потому блeднeетъ... Однако не вздоръ ли и вообще все это?" -- спросилъ себя съ досадой Федосьевъ.

Онъ всталъ и прошелся по комнатe, затeмъ подошелъ къ шкафу, вынулъ щипцы, небольшой деревянный ящикъ, и вернулся въ столовую.

-- Ступай къ себe,-- сказалъ онъ входившему лакею.-- Послe уберешь.

Федосьевъ заперъ дверь, осторожно взялъ щипцами стаканъ, изъ котораго пилъ портвейнъ Браунъ, и поставилъ этотъ стаканъ въ ящикъ, утыканный изнутри колышками. Затeмъ перенесъ ящикъ въ кабинетъ, запечаталъ и надписалъ на крышкe букву B. "Вотъ мы и посмотримъ... Совсeмъ, однако, Шерлокъ Хольмсъ",-- подумалъ {235} онъ. Эта мысль была непрiятна Федосьеву: то, что онъ дeлалъ, не очень соотвeтствовало его рангу, привычкамъ, достоинству. "Но какъ же быть? Другого доказательства быть не можетъ... И такiя ли еще дeлаются вещи и у насъ, и въ другихъ странахъ!" -- утeшилъ себя онъ, перебирая въ памяти разныя чужiя дeла. Очевидно, воспоминанье о нихъ его успокоило. "Надо будетъ послать въ кабинетъ экспертизы",-- подумалъ Федосьевъ, оправляя пальцемъ твердeющiй сургучъ на угловой щели ящика.

XXXIII.

Должность второго парламентскаго хроникера составляла мечту донъ-Педро. Получить эту должность было, однако, нелегко. Не всe газеты имeли въ Думe двухъ представителей и Альфредъ Исаевичъ зналъ, что положенiе въ "Зарe" Кашперова, перваго думскаго хроникера, довольно крeпко. Донъ-Педро, впрочемъ, подъ Кашперова не подкапывался: онъ не любилъ интригъ. Но ему казалось, что газета съ положенiемъ "Зари" должна, кромe отчетовъ о засeданiяхъ Думы, печатать еще информацiю о "кулуарахъ". Альфредъ Исаевичъ, природный журналистъ, спалъ и во снe видeлъ этотъ отдeлъ. Онъ придумывалъ для него все новыя названiя,-- либо дeловыя: "Кулуары", "Въ кулуарахъ", либо болeе шутливыя: "Слухи и шопоты", "За кулисами". Изъ этихъ названiй онъ склонялся къ первому, серьезному: "Кулуары",-- слово это очень ему нравилось. Альфредъ Исаевичъ предполагалъ даже, въ случаe удачи, избрать себe новый псевдонимъ: подпись "Донъ-Педро" для такого отдeла была недостаточно серьезной. Нeсколько влiятельныхъ людей обeщало {236} Альфреду Исаевичу поговорить о немъ съ главнымъ редакторомъ газеты. Но донъ-Педро плохо вeрилъ обeщанiямъ, въ выполненiи которыхъ люди не были заинтересованы. Вдобавокъ, редакторъ, Вася, былъ въ послeднее время суховатъ съ Альфредомъ Исаевичемъ. Донъ-Педро приписывалъ это сплетнямъ.

-- Конечно, насплетничали Васe,-- объяснялъ донъ-Педро секретарю причины охлажденiя къ нему политическаго редактора.-- Сто разъ я себe говорилъ: не болтать. А тутъ взялъ и разговорился въ одномъ домe о той передовой Васи. (У Альфреда Исаевича была привычка говорить о своихъ знакомствахъ и связяхъ нeсколько таинственно: "въ одномъ домe", "у однихъ друзей").

-- Вотъ и не болтайте,-- наставительно сказалъ Федоръ Павловичъ.-- А впрочемъ сплетенъ бояться не надо: кто способенъ донести, тотъ можетъ и просто о васъ выдумать, даже если вы ничего не говорили.