Семен Бронин - История моей матери

- Видишь, как мы ее распропагандировали! - обрадовался отчим.- Она вообще молодец - я ее недооценивал...

Матери это все не понравилось, но она, будучи самолюбива и обидчива, больше в их дела не вмешивалась.

Между тем Рене не только думала, что надо бороться за свои права, но и считала, что Жан и его приятели не спешат с этим: много говорят и мало делают, а иногда просто ищут повод для выпивки. В ней с возрастом проснулось нетерпение, требующее поступков и не удовлетворяющееся словесами. Это и привело ее к событию, которое повлияло на все последующие в ее жизни. Поначалу оно представлялось незначительным, но так устроен белый свет, что наибольшее влияние на нашу судьбу имеют именно такие, относительно невинные, наши действия. Всему причиной была еще и ее чрезмерная грамотность, никому не принесшая в жизни счастья, и рано пробудившаяся любовь к ученому остроумию, к тому, что сами французы называют "bon mot", "бонмо", а мы их за это - "бонмотистами". Но главное было, конечно, что она перешла от слов к делу,- это была ступенька, поднявшая ее на новый пролет опасной и шаткой лестницы.

Они возвращались как-то с отчимом домой после очередного заседания ячейки. Жан не успел в этот раз залить бушевавший в нем пожар любимым красным и не мог поэтому успокоиться: цеплялся то за одно, то за другое...

- Гляди! - возмутился он, увидев плакат на стене дома.- Опять приклеили! По ночам, что ль, стараются? Или пока мы в кафе сидим, прохлаждаемся? Хоть патрули на улицу выставляй. Увидел бы - руки оторвал, с их пасквилями вместе! - и, подойдя к стене, начал отдирать от нее плотно приклеенную афишу.

Она изображала переползающего через границу коммуниста со звездочкой на ушанке и с ножом в зубах. Сверху были слова "Французская акция" - это была близкая к фашистам правая организация, угрожавшая таким образом перебежчикам из красного зарубежья. В Стене правых было немного, они не осмеливались выходить на улицы, но в Париже в некоторых кварталах подобными рисунками были заклеены целые улицы.

- "Французская акция" - реакция,- загадочно произнесла Рене, глядя, как отчим рвет на куски содранную им со стены бумагу.

- Что ты сказала? - вернувшись, спросил он, взбешенный и взбудораженный.- Видишь, как они это представляют?! Шпионы через границу с ножами в зубах переползают! Провокаторы! Натравливают на нас полицию! Хотя те сами хороши! Заодно с ними! Одна шайка-лейка!

- Акция-реакция,- повторила Рене и объяснила: - Две буквы, а все меняют. Если приписать сбоку. Французская реакция получается.

- Это точно! - невпопад согласился отчим.- Акционеры - они реакционеры и есть, одна лавочка!

Но Рене уперлась. В воображении своем она уже превращала коммуниста с ножом в его партийного антипода - с помощью всего лишь двух букв алфавита. Да еще отчим как назло сказал:

- Слушай, тут от меня требуют, чтоб я подростковую секцию при ячейке организовал! - Гнев словно взболтнул его память, и он глянул на нее просительно.- Составь список - я отправлю. Себя секретарем сделай - для блезиру. От них иначе не отделаешься.

- Нехорошо обманывать.- Рене не хотелось начинать работу в партии с обмана и посылать вверх список несуществующей секции, но она сообразила, что ее идея хорошо согласуется с директивой, спущенной сверху.

- Да я понимаю! - с досадой сказал он.- Какие тут детские секции, когда взрослых раз-два и обчелся! Я Максу так и сказал - это тот, кто нас в департаменте ведет, а он: я сам в таком же положении, такой же ерундой занимаюсь: мне сверху шлют, из Федерации, а тем из Центрального комитета, а кто за ними, одному Анри известно - или кто у них там сейчас за главного. Меняются же все время. Понадобилось кому-то детей в наши дела впутывать: надо и их в революцию вовлекать. Здравый смысл терять начинаем. А что ты хочешь? Наверху те же бездари и чиновники... Есть у тебя кого в список включить?

- Бернара если только.

- Ну если только Бернара, плохо наше дело! - засмеялся он.- Революция, Рене, в опасности...

Пока они шли домой, она окончательно надумала сколотить группу единомышленников и отметить ее рождение шуткой с плакатом: с самого начала задавая тон своей последующей партийной деятельности - тон иронической вольтерьянской насмешки над власть имущими и блестящего филологического изыска...

Идея была хороша, но как всякая другая революционная затея едва не споткнулась о малое - об отсутствие средств и, главное, исполнителей.

Она начала все-таки с Бернара: больше было не с кого. Бернар был старше ее: ему было лет пятнадцать-шестнадцать. Это был задумчивый, угловатый подросток, ни с кем не водивший дружбы и словно застывший в ожидании. Он приходил на собрания ячейки, отсиживал здесь часы: словно отбывал повинность, помалкивал, а, если к нему обращались, поспешно кивал и немедленно соглашался, но так, что никто не знал, о чем он при этом думает. Вообще было неясно, зачем он ходит в ячейку, но об этом здесь не спрашивали и к нему если не привыкли, то притерпелись. Его мать была консьержка в одном из немногих богатых домов Стена. Как-то они возвращались с Рене домой, и из его путаных и невразумительных полуобъяснений-полупризнаний она поняла, что мать его в обиде на жильцов, которые относятся к ней свысока, не как к своей ровне, он же принимает это за должное, но зато всем прочим в жизни тяготится и не знает, чем займется в будущем: у него ни к чему душа не лежала.

Рене пошла к нему: приняв решение, она ни перед чем не останавливалась. Консьержка с сыном жили при подъезде в комнате с кухней: жилье было отделено от лестничной клетки стеклянной перегородкой, через нее можно было наблюдать за входящими в дом, не покидая плиты и готовки пищи. Мать была на своем посту, Бернар - в смежной комнатке: он вышел оттуда неслышно и лишь спустя некоторое время, хотя сразу услыхал, что пришла Рене: решил узнать сначала, для чего именно. Мать слушала Рене недоверчиво, потом с явным недовольством.

- Никуда он не пойдет! - отрубила она, хотя Бернар к этому времени стоял рядом и мог бы сам собой распорядиться.- Что ты предлагаешь? Плакаты срывать? - и закрыла дверь в подъезд, чтоб, не приведи Господь, никто не услышал.

- Не срывать, а переделать. Там приписать кое-что надо. Можно и не снимать, на месте оставить.- Рене была в шутливом настроении и хотела, чтоб другие отнеслись к делу так же.

- За это, милая, оштрафовать могут! - осадила ее консьержка.- И в участок свести. А у меня денег на адвоката нет - вызволять его оттуда... И тебе это ни к чему. Ты, говорят, в лицей попала? - Она глянула на Рене с нескрываемой завистью.- Помогли, наверно?.. И тебя там по головке не погладят, если узнают. Тебе-то это зачем? - сказала она еще раз.- Ты, считай, уже устроена. Это мой балбес,- оборотилась она к неловко молчащему сыну,- никак не определится. Учиться дальше не может: мудрено слишком, а работы подходящей нет. Хорошие места разобраны, а на плохое я его и сама не отправлю...