Вацлав Михальский - Одинокому везде пустыня

- Попробуем перенести ее в дом. - С последними словами Марии стало ясно, что это говорят между собой Фатима и Хадижа.

- Не-ет. Не надо нести. Я дойду сама, - отчетливо сказала Мария, открывая глаза.

Она проснулась, а сон все стоял перед ее глазами, и когда она поднималась по каменным ступеням виллы, и когда Фатима ввела ее в дом, и когда она наконец вошла в свою большую комнату и прилегла на жесткой кушетке.

- Я пойду? - спросила Фатима. - Тебе ничего не нужно?

- Иди, - слабо отозвалась Мария, - мне ничего не нужно.

Ей действительно ничего не было нужно сейчас в окружающем, только бы удержать перед внутренним взором самый лучший, самый счастливый сон в ее жизни, но вот и он ускользнул и остались в душе одна пустота и ненужность всего и всех…

Так и потянулись день за днем и ночь за ночью. Ей бы нежиться в лучах всенародной славы, а она маялась сама не своя. По ночам ей снились черные пятки туарегов, как будто это были вовсе и не пятки, а черные дула каких-то базук, направленные прямо ей в лицо, - и не убежать, не сдвинуться с места, никуда не деться, а позади - ропот толпы, словно камни в спину: "Это она!", "Русская!", "Она!"

Дни и ночи Марии слиплись будто в один черный ком. Состояние было странное, словно бы не туареги, а она лично побывала на пограничной полосе с тем светом. Читать не читалось, думать не думалось, вспоминать не вспоминалось, она не могла вспомнить даже лицо матери… И когда поймала себя на этом, то тут же села писать письмо…

Дорогая, любимая мамочка!

Дорогая сестричка Сашенька!

Дорогие мои, незабвенные!

Боже, как я хотела бы увидеть вас наяву! Обнять, расцеловать, прижать к себе и жить, дышать вместе с вами каждый день, каждый миг! Дни вроде тянутся, а жизнь пролетает. Неостановимо! И все без вас, все среди чужих людей. Господи, как я устала от одиночества! Иной раз даже слышу шорох ускользающей жизни - как будто пролетит мимо большая птица, а все равно в бездну…

- Я всегда помню эти строки Державина. Он тысячу раз прав: остается только через литературу и искусство или через войну - только так впечатываются имена в вечность, да и то… Но так-то оно так, а свою маленькую жизнь жалко. Под своей я подразумеваю и вашу жизнь с Сашенькой, и жизнь папa2, которого уже давно нет с нами. Сегодня вы все мне приснились, а папа вдруг встал из-за стола, почернел и стал как клочок дыма. И уже откуда-то с высоты проговорил на прощание, мягко, как он умел: "Извините, мне среди вас не место. Я подожду. Я хотел бы ждать вас долго-долго…"

Ты понимаешь, мамочка, как он сказал?

Замечательный человек был наш папа. Его попечением я выжила здесь на первых порах, его авторитетом.

А на днях одним мановением руки я спасла жизнь пятерых человек! Я знала заранее, что спасу. А их вывели на расстрел по-настоящему, они ведь были в полном неведении… Какое я имела право? Ты не представляешь, мамочка, как я сейчас мучаюсь! Кто я такая, чтобы брать на себя право казнить или миловать? Только Бог это может, только Бог… Одним мановением руки я спасла пятерых человек от верной гибели, а могла ведь и не спасти…Я с ужасом думаю: а если бы я, например, оступилась и упала, не добежав, выстрелы бы прогремели?! На каждого приговоренного было по шесть стрелков с расстояния в десять метров. А если бы у меня вдруг пропал голос? Невозможно вообразить! Понимаешь, мамочка, они хотели меня поймать и пленить для гарема своего хозяина или продать в рабство, а я ускользнула… Они, конечно, не ангелы, но ведь не в этом дело, а в том, как я осмелилась взять на себя право Всевышнего?! И ведь многие берут, вот в чем ужас! И у нас, в России! И по всей земле! За что же Господу любить нас - отродье человеческое? А я ведь разыграла с губернатором все как по нотам, и мы выждали до последней секунды, наверное, в нашей слаженности сказалось то, что иногда на званых вечерах я пою с его прелестной женой Николь на два голоса, а губернатор нам аккомпанирует.

Мне очень понятны стихи Бунина:

Не подумай, мамочка, что я бедна и у меня нет крова. Нет, я не бедна, хотя выбивалась почти из нищеты, но эти времена, слава Богу, позади. Я могла бы купить дом и жить своим домом. Но что мне там делать одной? Я еще не богата, но приноровилась добывать деньги. Всех денег не заработаешь - еще никому в мире не удалось, хотя многие старались и шли на все, дело азартное. А так, что называется, в рамках разумного, я буду богата - это неизбежно. Я люблю работать. Я азартна, но только в том смысле, что люблю ставить цель и обязательно добиваться ее, а в смысле сверхжадности - нет, Бог миловал! Ты не поверишь, мамочка, я играю на Лондонской бирже, правда, очень аккуратно, я всегда помню край, у меня твоя интуиция, и это всегда спасает. Сейчас я увлечена реставрацией портов Тунизии и скоро начну строить здесь дороги… А мы с тобой мечтали, что я буду артисткой, как Ермолова, помнишь? Вот доберусь опять до Парижа, сделаю кое-какие делишки, и тогда у меня появятся новые возможности. Итальянцы очень интересуются тунизийскими портами, а они союзники немцев - связка тебе понятна? Да, дорогая мамочка, я знаю, что ты это тоже чувствуешь: года через три-четыре быть большой войне, она нависает. Я подмечаю много тому признаков, даже здесь, в Тунизии.

Простите, что пишу такими скачками, у меня в голове сумятица и тяжесть, а левый глаз будто бы вытекает, но я все равно пишу - так мне легче.

Видела во сне Сашеньку - такая милая, такая настоящая барышня, еще бы, ей ведь уже семнадцать лет. А 12 февраля будущего года будет восемнадцать! А что до февраля осталось? Уже конец ноября на дворе.

Боже, как я одинока! Ты вообразить себе не можешь, родненькая мамочка. Ты там с Сашенькой, вы вместе, а я одна. Конечно, скорее всего вы живете трудно, бедно и скованно в смысле политическом (слухи у нас ходят довольно нелепые о вашей жизни, левые газеты смеются, а я иногда вдруг поверю, и такая жуть берет!), а я как бы живу хорошо, богато, сама себе хозяйка, молода, здорова, и климат здесь замечательный. Одна отрада - получаю много русских газет и журналов из Парижа, там жизнь вроде бы кипит, но тоже вроде… Недавно прочла стихи, лучше которых и не скажешь о нашем эмигрантском житье-бытье:

Если бы не русские стихи, не Пушкин, не Чехов, не Гоголь, не "Война и мир", не любимый мной с детства "Робинзон Крузо", то я и не знаю, мамочка, чем бы жила моя душа. Не могу представить себя без русской литературы, без наших песен, без нашей большой музыки - наверное, усохла бы моя душа скорее всего.