Ксения Букша - Дом, который построим мы

- Да когда ж они были маленькие? - резонно возразил Лукин. - И как это налоговой объяснить? они же не физики.

Трубы играли над Петербургом в миг, когда Веселуха вынес из здания с башнями лист, усеянный подписями и печатями. Все было составлено самодержавно. Остальные могли быть сколь угодно крепкими парнями, но хозяином становился Веселуха, и, по сути, только он, хотя по форме весь этот торт назывался ЗАО НПО "Амарант".

- А логотип? Какой у нас будет логотип?

- Это очень важно.

- Вот такой.

- Это гробик?

- Это кристалл!

- А я такой хотел, смотрите.

- Это глисты?

- Это рентгеновские лучи!!!

Когда проспались, поднимался серый день, снег таял, а второго прибора, законченного три дня назад, на столе не было.

- Черт, - проскрипел Веселуха, хватаясь за голову, - его же уже Кириши купили. Что мы им скажем?

- Что его украли.

- А может, это они его вчера забрали?

- Нам нельзя много пить, - сказал Рябинин мрачно. - Нельзя много пить за начало работы. Вот, например, в моей родной деревне однажды мужики начали строить дом. Накопили на цемент. Причем долго копили, год. Потом купили этот цемент, разгрузили его, жидкий, около ямы под фундамент, и решили на радостях выпить. Хе-хе.

Веселуха откинулся назад, но забыл, что там, сзади. А сзади что-то было вроде пружинки, отчего на дворе стемнело, как в ящике. Край родимый погрузился во мрак, только лаяли собаки, даже машины на Гороховой притихли и не ехали. Небо в окне, перегороженным железным забралом, было полуобморочного цвета: красноватого, сиреневого, местами почти белого - и это была ночь. Внизу было темно, каркали вороны, проносясь низко над снегом.

- Веселуха, я, кажется, знаю, - догадался Рябинин. - Это мой дворянский предок прибор унес.

- Зачем ему?

- Да начальник его на Монетном дворе монету портил, а разницу себе воровал, - объяснил Рябинин, - ну вот, предок мой не будь дурак, хочет это злоупотребление вскрыть и начальника подсидеть.

- Умный ты, правнук, - послышалось из угла.

Предок был невысок, но крепок и хорош собой, насколько можно было разобрать в полумраке. Одет он был в простой казакин берлинского сукна, и шапки не снял.

- Так что я ваш приборчик заберу, ладно? - по-свойски молвил предок, присаживаясь на корточки перед мужиками. - Всеж-ки я его у вас заберу, у вас от одного прибора не убудет, вы еще их наделаете. А долг перед предками и перед Отечеством надо помнить.

- Да, да, - соглашался Рябинин, глядя на предка во все глаза и пытаясь различить в нем сходство с собой.

Веселуха оторвался от стены и встал: был он выше предка на голову, хоть и моложе лет на пятнадцать.

- А вот это вы видели, ваше высокопревосходительство? - спросил Веселуха и показал предку шиш. - Прибор ему, понимаешь! Задаром!

- Так я же за Отечество радею, - повысил голос вельможа. - Этот мерзавец Курятинский нам монету портит, а государыня не знает ничего!

- За Отечество, - буркнул Лукин, - сам, небось, на его месте будешь так же...

- За Отечество - пожалуйста, - согласился Веселуха. - Можем скинуть цену - слегка.

- Я вам не купец торговаться, - надулся предок. - Хотите - от налогов вас избавлю, это могу.

- А ты знаешь, какие у нас налоги? - поинтересовался Лукин.

- А то, - ответил предок, - как не знать. Налоги у вас - грабительские. Сорок с выручки, тридцать с прибыли... Что ж вы, милые? Фонды выбыли? Амортизационный срок? А у нас и на это налог. И прощать не в российском опыте - как на западе, что ни попадя...

- Чем шире живешь, - подхватил Веселуха, - тем больше плати! Как ни крути - отдашь нам - немного, о нет! - прибыли девять десятых в бюджет!

- Неси на блюдечке с синей каемкою!

- Ах, производство наукоемкое?

- Ах, там еще и проборов гора?

- Ура!!!

- В узел рубли увязывай!

- И - ни в чем себе не отказывай!

- Наша гордость, радетель, рачитель!

- Наш... российский производитель!

Рябинин и Лукин, раскрыв рты, слушали эту крамолу, не то раешник, не то джаз, а предок и Веселуха, пьяные, плясали и выпендривались:

- Сорок с прибыли?

- Тридцать с выручки?

- Ах надыбали!

- Нет ли дырочки?

- Куча законов - не пропадем!

- Не перепрыгнем, чай, обойдем!

- Всех обойду!

- Все украду!

- Спрячу!

- Страчу!

- В тень уйду!

- Хамство да барство, что за государство!

- Руки в боки - денежны потоки!

- С покрышкой в деньгах

- В долгах как в шелках

- Сливки общества пеной к ногам государя...

- Вы скоморохи!

- Вы - не бояре!

- Сливки общества.

- Слитки отчества.

- Шурики, борики, тузики, максики...

- ...пузики, прыщики, лысики, глазики...

- Местные боги!

- Оплот демократии!

- А ну-ка снижайте налоги на предприятия

- росчерком правой руки,

- ...временщики!..

Веселуха выдохся и свалился на пол, а предок задумчиво сказал:

- Разучились пить... а ведь этот еще из лучших... Ладно, избавлю вас от налогов. У меня в Питере все схвачено.

С этими словами предок повернулся и вышел вон. Свет вокруг померк окончательно, а Лукин задумчиво сказал:

- Тут давеча читал в одном продвинутом журнале, что понятие "крыша" это уже архаизм. Так вот что они имели в виду.

Аспирант и менеджер по продажам Паша Ненашев в этот момент сидел у себя на кровати в общежитии Финэка, абсолютно оглушенный, держа себя за уши, и не знал, что делать.

С милым, конечно, и в шалаше рай. Но неженатым супругам Паше и Марине ужасно хотелось свой дом. И под это дело Паша взял большой кредит. Уже завезли стройматериалы, уже началась стройка, и тут друг Пашин по жизни и по совместному делу оказался не друг. Вражиной и подлюкой, можно сказать, обернулся Пашин друг.

По истечении пяти минут Паша Ненашев как настоящий менеджер принял решение.

- А толкнуть меня без покрытия, - сказал Паша. - В данный момент я одни сплошные долги.

- И враги, - сказала Маринка, обнимая Пашу за талию.

- Да, враги и долги, - сказал Паша злобно. - И виноват я, кому, блин, поверил! Поэтому я - смотри - толкаю себя без покрытия. Вот я открываю идиотскую газету, которую тебе дали в метро.

Паша развернул газету.

- Теперь я закрываю глаза и тыкаю пальцем, где нужен менеджер по продажам.

- Не делай этого! - пискнула Марина в священном ужасе.

Но Пашин палец уже совершенно неумолимо уткнулся именно туда, где Паша и был, по видимому, нужнее всего.

- Амарант, - прочел Паша, пожимая плечами. - Контора господина Шарашкина с грамоткой имени Филькина. Ну вот, Марина. В нашей стране вообще жить нельзя. Будем, значит, не жить, а как все.

Это был Пашин пунктик. Его отрочество пришлось на эпоху перемен. Даже относительное затишье, последовавшее за кризисом, вызывало в Паше скептическую усмешку. А уж теперь-то ему и вовсе не хотелось верить никому, кроме судьбы.

- А если в этом амаранте все уголовники? - спросила Марина, прижимаясь.