Ксения Букша - Inside out (Наизнанку)

- Не правда ли, хорошенькое доказательство того, что мир устроен неестественно.

Франческа и сама хорошенькая. Зачем она пошла в секретные агенты, подумал Серпинский тяжело. Сволочная работа - служить системе. Серпинский встал и стал в два раза страшнее. Веки у него были тяжелые, в морщинах и жилках; глаза темно-серые, как металлические шарики, ладони большие и сухие.

- Кстати, - проговорил Серпинский, - могу ли я поинтересоваться, по каким вопросам вы сегодня встречались в пивном баре со Штейнманом?

- С кем, простите? - наклонила голову Франческа.

- Не надо придуриваться, а то я буду думать, что вы плохой профессионал, - раздраженно проскрипел Серпинский. - Если я решил иметь с вами дело, значит, будет контроль с моей стороны... Леви Штейнман, начальник информационного отдела банка Бакановиц - зачем он вам?

Франческа нахмурилась.

- Он сам со мной познакомился, - сказала она. - Сегодня.

9

Франческа все делает как следует. Ей есть к чему стремиться. У Франчески нет никакого характера. Она абсолютно прозрачна, и для нее все абсолютно прозрачно: столько датчиков в нее вмонтировано. Так просто. Ее свобода - полное подчинение. Идеальный агент. Пустота. Мистер Маккавити и другие могут в любое время суток посмотреть: что она делает? И смотрели, пока не поняли, что - неинтересно это.

- У нашей Франчески новый любовник, - кисло говорит мистер Маккавити.

- Ну и?

- Ну и лежат на кровати и делают секс, - заключает мистер Маккавити. Черт ее знает. Хорошо. Качественно...

Франческа приносит информацию, не сбиваясь с ног, осторожно вступает в святая святых, берет ручку - маникюр, смуглые запястья - не хмурясь, ставит легкую и четкую подпись без всякого росчерка.

- Идеальная девушка, - совсем уж кисло говорит мистер Маккавити и кряхтит, облокотившись на стол. - Черт подери.

Он часто поминает черта, когда говорит про Франческу. Технологии технологиями, но ведь есть и так называемый психологизм. Человек - не машина. У него то где-то дрогнет, то где-то екнет. Ему характер полагается. А если характера нет и никакой психологии, и все гладко, как долина, и пусто, и на все стороны одна питательная зеленая трава, - то, воля ваша, что-то тут нечисто. У самого-то Маккавити характер был, чай, не пустое место, не пальцем делан, на помойке рос. Рыжий Маккавити, широкие плечи, железные подковки, прищур, как у котяры.

- Франческа! - покрикивает Маккавити на нее. - Ты нас презираешь?

- Нет, - недоумевает Франческа, положив вилку.

Детектор лжи поблескивает в языке, но не пищит. Значит, не презирает, крякает Маккавити.

- Зачем ты стала нам служить? - глазки сверлят Франческу, но что толку сверлить солнечный луч.

- Я... э... денег хотела, - искренне отвечает Франческа, недоумевая.

Потому что неискренне нельзя, все равно ее насквозь видят.

- Де-енег хотела! - сатанински тянет Маккавити. - Блин...

Франческа видит, что шеф ужасно недоволен собой. Ему неприятно видеть перед собой существо абсолютно прозрачное и одновременно столь непроницаемое. На Франческе все системы дают сбой. Ее индивидуальность коренится где-то там, куда не досягает ни один из этих сволочных приборчиков. Черт знает, где.

Но, в конце концов, это не главное. Работает? Работает. Не продаст нас?

- Абсолютно невозможно, - мотает головой главный техник. - Там столько всего понапихано! Гарантия!

Главный техник прямо честь отдает, он уверен на все сто.

- Кто другой, но не Франческа.

- Вот ей и поручим, - говорит мистер Лефевр. - А? Как вы полагаете?

Мистер Маккавити, конечно, уже ознакомился с делом. Выдумка блестящая. Якобы некий русский придумал топливо на воде. Смешно?

- Мне тоже смешно, - сладко улыбается мистер Лефевр. - Но я вас уверяю...

И эта идея якобы продается одним из чиновников системы. Собственно, чиновник и впрямь продажный, он пойман, он вор, он кается, у него шестеро детей, которых он родил, потому что ему "невыносимо, что плодятся только эти недочеловеки за забором". Истинному патриоту понижена зарплата и дан последний шанс исправиться: продать вот этот самый "секрет", да подороже, банкиру Элии Бакановицу, который давно под подозрением. И посмотреть, что банкир будет делать с этим секретом.

- Скорее всего, - весь истекает соком Лефевр, - он просто с ума-а сойдет от жадности...

"Па-альчики оближешь", думает Маккавити издевательски, вот жопа этот Лефевр, но выдумка классная.

- ...и постарается найти-и этого русского...

- Да ну! - машет рукой Маккавити. - Банкир, респектабельный человек, не пойдет на такой риск!

- Элия Бакановиц, - улыбается Лефевр, - пойде-ет...

Элия Бакановиц ночует в банке. Элия Бакановиц корыстолюбив "до без памяти". Он хочет делать заначки. Элия Бакановиц боится системы, он хочет спрятаться от нее сам и спрятать свое добро.

- А, ну тогда конечно, - рассудительно чешет голову мистер Маккавити.

И вот Франческе поручено следить за развитием провокации, наблюдать и делать выводы. Франческа равнодушно-внимательно выслушала, запомнила и удалилась на своих невесомых каблучках, в черных волосах немеркнущее солнце.

- А ты знаешь, что она еще и Серпинского провоцирует? - спросил на следующий день Лефевр. - Представляешь, сходила к нему, честно призналась, что она тайный агент, - да он бы все равно вызнал, у него максимально дозволенный штаб информационных технологов, и кое-какие разработки он у нас покупал... Рассказала ему про "водяное топливо" и предложила сотрудничество!

- И Серпинский согласился? - выпучил глаза Маккавити.

- Ну да! - ответил Лефевр, аж жмурясь от удовольствия. - Она ему так все представила... что ему страшно захотелось изловить русского и спрятать патент в шкаф...

- Серпинский! - крякнул Маккавити. - Вторая категория лояльности! Никому верить нельзя! Ну... молодец девка, даром что без характера.

10

С утра солнце нападает на мир с новым жаром. Сверху все груды хлама сияют светом призрачным. Замки из стекла и алюминия в легком сиреневом дыму дрожат; поезда нежными гудками проницают сияющее пространство, в котором жар усиливается постепенно. Любой голос пропадает эхом в этой сверкающей яме; любой луч теряется во множестве отблесков; любое действие ничтожно, и любая мысль незначимо мала.

Леви Штейнман проснулся и вспомнил.

- Блин, блин, блинский блин, - просипел он, протирая глаза руками.

У двери кокетливо стояла под махровой салфеточкой утренняя потребительская корзинка: французская булка, масло, горячий кофе.

- На хрен, - буркнул Штейнман и пнул корзинку.

Кофе растеклось, булка вылетела и гукнула. Пусть думают, что ему не нравится потребительское общество.

В раздумьях Леви Штейнман взялся за ручку машины. Как-то быстро эта игра началась, а, Леви Штейнман? Тебя уже просчитали мгновенно, а ты еще только руку занес. Впрочем, стоп. Если ты, Леви Штейнман, еще жив, значит, в точности они еще ничего не знают. И вот стоит банк Бакановиц (Леви на полном ходу мимо черных теней влетел в гараж и тормознул со скрежетом), и вот в сантиметре от твоего бампера машина этого гада директора. Если бы они знали, Леви бы уже знал, что они знают. Значит, они не знают. Не зря они там интимно шептались у воды, тогда в туалете. Простые методы хеджирования! Леви Штейнман уселся за свой стол, покрутил головой - вошел Алекс.