Константин Ваншенкин - Воспоминание о дороге

– Специальным составом покрыты, люминесцентным, – объяснил лейтенант с невольной снисходительностью, с какой объясняет что-либо приехавшим соотечественникам наш человек, временно живущий за рубежом.

– Да, да, – вяло отозвался композитор. – Я видел в Англии. Там светящиеся знаки еще и на асфальте, называются «кошачий глаз».

Сзади затихли, может быть – задремали.

Дорога была совершенно пуста, и мы мчались по ней со скоростью, которую могла выдержать наша машина.

Солдат зевнул, поежился, сжал пальцами подбородок.

– В наряде был, не выспался, – сказал он доверительно и довольно бодро. – В сон клонит.

– Смотри, Толя, – я кивнул через плечо, – помни, кого везешь, и возьми себя в руки.

Он засмеялся.

И мы летели вдоль стены из слившихся черных стволов, мимо поочередно освещающихся и гаснущих дорожных столбиков.

– Узкая дорога, – сказал водитель со вздохом, – днем еле продерешься. Придется валить аллею с одной стороны, ничего не попишешь. А как жалко…

– Теперь не валят, – возразил я, – нашли выход. Оставляют аллею для одностороннего движения, а рядом строят другую дорогу…

Он помолчал и заметил восхищенно:

– Вы подумайте, как просто! А я не знал, не встречал еще…

«Интересно, откуда он, – попытался я угадать, – вряд ли из лесных мест, скорее из таких, где знают цену каждому дереву». И спросил:

– Сам-то откуда?

Он ответил в лад моему вопросу, даже, нечаянно или нет, в рифму:

– Я-то? С Арбата.

– Земляк, значит.

В дороге что-то неожиданно изменилось, я понял: исчезли светящиеся столбики, а присмотревшись, обнаружил, что нет уже и стены стволов. Мы повернули направо, потом налево, влажно блеснул забор, где-то в самой глубине окна промелькнул огонек.

Машина, мягко выруливая, пошла вниз, вниз, перед самым радиатором угрожающе выросла огромная темная масса, я, всматриваясь, различил в ней светлую полоску ряби и понял, что это вода. Машина тяжело осела, провалилась, и тут же ее плавно подняло вверх – под ее колесами покачивалась палуба парома.

Я посмотрел на часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать. Хлопнув дверцей, я вылез из машины и, стоя у одних, а потом у других поручней, смотрел сперва на уходящий, а затем приближающийся черный – в темноте – берет.

1969