Сергей Довлатов - Иностранка

Друкер обратился к Михаилу Барышникову. Барышников дал ему полторы тысячи и хороший совет – выучиться на массажиста. Друкер пренебрег советом и уехал на конференцию в Амхерст. Там он познакомился с Вейдле и Карлинским. Поразил их своими знаниями. Напомнил двум ученым старикам множество забытых ими публикаций.

На обратном пути Друкер заехал к Юрию Иваску. Неделю жил у старого поэта, беседуя о Вагинове и Добычине. В частности, о том, кто из них был гомосексуалистом.

И снова деньги кончились.

Тогда Фима продал часть своей уникальной библиотеки. На вырученные деньги он. переиздал сочинение Фейхтвангера "Еврей Зюсс" Это был странный выбор для издательства под названием "Русская книга". Фима предполагал, что еврейская тема заинтересует нашу эмиграцию.

Книга вышла с единственной опечаткой. На об-ложке было крупно выведено: "ФЕЙХТВАГНЕР".

Продавалась она довольно вяло. Дома не было свободы, зато имелись читатели. Здесь свободы хватало, но читатели отсутствовали.

Жена Друкера тем временем подала на развод. Фима перебрался в офис.

Помещение было уставлено коробками с "Евреем Зюссом". Фима спал на этих коробках. Дарил "Еврея Зюсса" многочисленным приятелям. Расплачивался книгами с внучкой Эренбурга. Пытался обменять их в русском магазине на колбасу.

Самое удивительное, что все, кроме жены, его любили…

Вот раскладывает свой товар хозяин магазина "Днепр" Зяма Пивоваров.

В Союзе Зяма был юристом. В Америке с первых же дней работал грузчиком на базе. Затем перешел разнорабочим в овощную лавку. И через год эту лавку купил.

Отныне ее снабжала товарами знаменитая фирма "Демша и Разин". Здесь продавалось вологодское масло, рижские шпроты, грузинский чай, украинская колбаса. Здесь можно было купить янтарное ожерелье, электрический самовар, деревянную матрешку и пластинку Шаляпина.

Трудился Зяма чуть ли не круглые сутки. Это было редкостное единение мечты с действительностью. Поразительная адекватность желаний и возможностей. Недосягаемое тождество усилий и результатов…

Зяма кажется мне абсолютно счастливым человеком. Продовольствие – его стихия. Его биологическая среда.

Зяма соответствует деликатесной лавке, как Наполеон – Аустерлицу. Среди деликатесов Зяма так же органичен, как Моцарт на премьере "Волшебной флейты".

Многие в нашем районе – его должники.

Около рыбного магазина гуляет с дворнягой публицист Зарецкий. Он в гимнастическом костюме со штрипками, лысина прикрыта целлофановым мешком.

В Союзе Зарецкий был известен популярными монографиями о деятелях культуры. Параллельно в самиздате циркулировали его анонимные исследования. В частности – объемистая неоконченная книга "Секс при тоталитаризме". Там говорилось, что девяносто процентов советских женщин – фригидны.

Вскоре карательные органы идентифицировали Зарецкого. Ему пришлось уехать. На таможне он сделал историческое заявление:

– Не я покидаю Россию! Это Россия покидает меня!..

Всех провожавших он спрашивал:

–Академик Сахаров здесь?..

За минуту до посадки он решительно направился к газону. Хотел увезти на чужбину горсточку русской земли.

Милиционеры прогнали его с газона. Тогда Зарецкий воскликнул:

– Я уношу Россию на подошвах сапог!.. В Америке Зарецкий стал учителем. Он всех учил. Евреев – православию, славян –иудаизму. Американских контрразведчиков – бдительности.

Всеми силами он боролся за демократию. Он говорил:

– Демократию надо внедрять любыми средствами. Вплоть до атомной бомбы!

Как известно, чтобы быть услышанным в: Америке, надо говорить тихо. Зарецкий об этом не догадывался.. Он на всех кричал. Зарецкий кричал на работников социального обеспечения. На редактора ежедневной эмигрантской газеты. На медсестер в больнице. Он кричал даже на тараканов.

В результате его перестали слушать. Тем не менее он посещал все эмигрантские сборища и кричал. Он кричал, что западная демократия под угрозой. Что Джеральдин Ферраро – советская шпионка. Что американской литературы не существует. Что в супермаркетах продается искусственное мясо, Что Гарлем надо разбомбить, а велфер увеличить.

Зарецкий был профессиональным разрушителем. Инстинкт разрушения приобретал в нем масштабы творческой страсти.

В его руках немедленно ломались Часы, магнитофоны, фотоаппараты. Выходили из строя калькуляторы, электробритвы, зажигалки.

Зарецкий поломал железный турникет в сабвее. Его телом надолго заклинило вертящиеся двери Сити-холла.

Встречая знакомого, он говорил:

– Что происходит, милейший? Ваша жена физически опустилась. Сын, говорят, попал в дурную компанию. Да и у вас нездоровый румянец, Пора, мой дорогой, обратиться: к врачу!..

Как ни странно, Зарецкого уважали и побаивались…

Вот появляется отставной диссидент Караваев. В руках, у того коричневый пакет. Сквозь бумагу выступают очертания пивных жестянок. На лице Караваева

– сочетание тревоги и энтузиазма.

В Союзе он был известным правозащитником. Продемонстрировал в борьбе с режимом исключительное мужество. Отбыл три лагерных срока. Семь раз объявлял голодовки. Оказываясь на воле, принимался за старое.

В молодости Караваев написал такую басню. Дело происходит в зоопарке. Около клетки с пантерой толпится народ. Внизу – табличка с латинским названием. И сведения – где обитает, чем питается. Там же указано – "в неволе размножается плохо". Тут автор выдерживает паузу и спрашивает:

"А мы?!.."

После третьего срока Караваева отпустили на Запад. Первое время он давал интервью, ездил с лекциями, учреждал какие-то фонды. Затем интерес к нему поубавился. Надо было думать о пропитании.

Английского языка Караваев не знал. Диплома не имел. Его лагерные профессии – грузчика, стропаля и хлебореза– в Америке не котировались.

Караваев сотрудничал в русских газетах. Писал он на единственную тему

– будущее России. Причем будущее он различал гораздо яснее, чем настоящее. С пророками это бывает.

Америка разочаровала Караваева. Ему не хватало здесь советской власти, марксизма и карательных органов. Караваеву нечему было противостоять.

Лагерные болезни давали ему право на инвалидность. Караваев много пил, а главное – опохмелялся. Благо пивом ,в нашем районе торгуют круглые сутки.

Таксисты и бизнесмены поглядывали на Караваева свысока…

Вот садится за руль "шевроле" таинственный общественный деятель Лемкус. В Союзе Лемкус был профессиональным затейником. Организовывал массовые гуляния. Оглашая торжественные здравицы в ходе первомайских демонстраций. Писал юбилейные речи, кантаты, стихотворные инструкции для автолюбителей. Подрабатывал в качестве тамады на молодежных свадьбах. Сочинял цирковые репризы: