Александр Чаковский - Блокада. Книга 1

Анатолий довольно резко ответил, что в вагоне нет мест, но проводница оборвала его, сказав, что «вагон общий и места тут ни для кого не бронированные», а потом посоветовала поставить вещи под одной из полок, а самим пристраиваться «как знают», только не стоять в дверях.

Анатолий пошел по проходу, держа свой и Верин чемоданы перед собой, стараясь не задеть за торчащие с полок ноги уже улегшихся людей. Наконец он наобум спросил какого-то расположившегося на одной из нижних полок мужчину, не разрешит ли тот поставить чемоданы под его полку, услышав в ответ короткое «валяйте», стал запихивать чемоданы и только тогда заметил, что на полке устроился тот самый тип в габардиновом плаще, который опередил его при посадке. Он так и лежал, не снимая плаща, положив голову на чемоданчик.

Анатолия взяло зло. Если бы не этот нахал, у них с Верой была бы полка. А теперь им предстоит всю ночь простоять в проходе.

Он сказал, обращаясь к Вере:

– Становись вот здесь, у окна, Верочка. Гражданин настолько любезен, что разрешает поставить вещи под его полкой.

Слова «гражданин» и «разрешает» Анатолий произнес подчеркнуто иронически.

Поезд тронулся. И уже через минуту раздался чей-то недовольно-требовательный мужской голос:

– Проводница, почему свет не дают?

На него зашикали, кто-то рассмеялся коротким, невеселым смешком.

– Света не будет, не в мирное время едем!!

– Тоже мне… игрушки… – пробурчал первый голос, – в войну играют… Фронт за тысячу километров отсюда, а они…

Стук колес заглушил голоса.

Анатолий и Вера стояли в проходе, у покрытого пылью оконного стекла. Было нестерпимо душно. Анатолий попытался было открыть окно, но проходившая в это время по вагону проводница сказала:

– Окна не открывать. Не разрешается.

– Черт знает что… – раздраженно произнес Анатолий. – Света не зажигать, окна не открывать… В самом деле, в игрушки играют… будто фронт рядом. Заставь дураков богу…

– Ну раз такое правило, Толя, – примиряюще прервала его Вера.

Он умолк.

За окном в полумраке промелькнули последние домики Белокаменска, деревянная будка стрелочника, начался лес.

Вера думала о том, что совсем недавно она вот так же стояла у окна и все это – дома, будка, лес – проплывало перед ней, только в обратном порядке.

Но тогда и лес, и будка, и дома были залиты летним солнцем и выглядели светлыми и радостными, а теперь все, что было там, за вагонным стеклом, казалось Вере чужим, тревожным, полным скрытой опасности.

Она отвернулась от окна и тихо спросила Анатолия, просто для того, чтобы услышать его голос:

– Как ты себя чувствуешь, Толя, голова не болит?

– А… что там голова… – раздраженно ответил Анатолий.

– Скоро мы будем дома… – сказала Вера просто для того, чтобы сказать что-нибудь.

– Да, да. Не пройдет и семи часов стояния на ногах, и мы будем дома, – зло согласился Анатолий.

– Но… ведь никто не виноват, Толя, что же поделаешь, – сказала Вера и дотронулась до его руки.

Ему вдруг стало стыдно. Он сжал ее руку и сказал:

– Ты прости меня. Просто злюсь на себя. Так все глупо, нелепо получилось. Эта дурацкая болезнь, этот набитый поезд… Вместо того чтобы быть сейчас там…

Он замолчал.

– Девушка может сесть, – раздалось неожиданно за его спиной.

Анатолий резко обернулся. Это сказал тот самый тип в габардиновом плаще. Теперь он уже полулежал, подперев голову рукой и свесив ноги на пол.

– Спасибо, обойдемся без вашей любезности, – едко ответил Анатолий.

– А я вас и не приглашал, – сухо сказал, не меняя позы, человек.

– Спасибо, спасибо, – поспешно вмешалась Вера, – только мы уж вместе. Вы, пожалуйста, не беспокойтесь.

– Любезность надо было проявлять при посадке, – не унимался Анатолий, – не толкаться, как… – он запнулся, подыскивая слово, – как на базаре… На фронте бы проявляли активность…

Эта последняя фраза вырвалась у Анатолия неожиданно для него самого.

– Насколько могу судить, вы еще тоже не вышли из призывного возраста, – раздался спокойный ответ.

– Это не ваше дело, – буркнул Анатолий.

– Разумеется, – равнодушно согласился человек в плаще.

Затем он неожиданно встал, поставил свой чемодан ребром к стенке, сел рядом, положив руку на чемодан, и сказал:

– Садитесь оба.

– Мы уже ответили вам, что… – начал было Анатолий, но сидящий оборвал его тоном приказа:

– Я сказал: садитесь. Места хватит.

Неожиданно вспыхнул узкий пучок света. Оказалось, что у этого человека в руке карманный фонарик. Он осветил освободившееся пространство на полке, потом бесцеремонно скользнул лучом по Анатолию и Вере и выключил свет.

– Сядем, Толя, – тихо и примиряюще сказала Вера, – раз товарищ предлагает… – И добавила уже совсем шепотом: – Ведь всю ночь ехать…

…Теперь они сидели на полке втроем: человек в плаще. Вера и Анатолий. Он расположился на самом краешке, как бы показывая, что не хочет иметь никакого дела с этим типом.

Они сидели молча. На противоположной полке спала, положив под голову свой узел и укрывшись пальто, женщина.

Взошла луна. Ее не было видно из окна, только лес, тянущийся по обе стороны железной дороги, перестал казаться таким мрачным и деревья стали различимыми. В вагоне тоже стало светлее.

Было тихо; одни улеглись спать, другие молча сидели в проходе на чемоданах.

На Веру эта тишина, нарушаемая лишь стуком колес, действовала угнетающе. Она опустила голову и попробовала задремать. Но сон не шел. Ей очень хотелось пить.

Человек в плаще глядел вполоборота в окно, по-прежнему облокотившись на свой чемодан. Теперь Вера могла разглядеть его профиль. У него было худое лицо, кожа обтягивала острые скулы. На вид ему было лет сорок.

Неожиданно он обернулся к Вере, полез в карман и вытащил оттуда большое яблоко.

– Хотите? – спросил он, протягивая яблоко Вере.

– Нет, нет, что вы… – забормотала она и украдкой взглянула на Анатолия. Он сидел неподвижно, низко опустив голову, и как будто дремал.

– Берите, – сказал человек в плаще по-прежнему своим сухим, безразличным голосом, положил яблоко Вере на колени и снова отвернулся к окну.

Она взяла яблоко, снова посмотрела на Анатолия и откусила кусочек. Яблоко было сочное, и Вера еще сильнее ощутила жажду. Она стала торопливо есть.

– Студенты? – неожиданно спросил, не оборачиваясь, сосед.

– Да, – тихо ответила Вера.

– Ленинградцы?

– Да.

– Как зовут?

В его коротких сухих вопросах одновременно звучали и властность и равнодушие. Он по-прежнему не глядел на Веру.

Она ответила:

– Вера.

Добавила нерешительно:

– А его – Анатолий.

И спросила просто так, из вежливости:

– А вас?

– Кравцов, – коротко произнес человек в плаще.