Александр Чаковский - Блокада. Книга 1

– Занят, Федор, очень занят! – послышался торопливый ответ. – Сам понимаешь…

Эти последние слова Осьминина почему-то еще более усилили раздражение Валицкого. Он едко сказал:

– Ну конечно, как же мне не понять! Может быть, тебя все-таки произвели в генералы? Готовишься вести в бой войска?

Наступила короткая пауза. Потом – на этот раз точно издалека – снова раздался голос Осьминина:

– Занят, Федор, очень занят. Люди ждут, извини…

Валицкий еще несколько секунд сжимал трубку, не кладя ее на рычаг. Слова Осьминина прозвучали как вызов, как оскорбление: он отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. Что он хотел такое сказать, повторив два раза, что занят? Снова подчеркнуть свое отличие от него, Валицкого? Свою причастность к тому, что происходит? Что без него не могут обойтись?

Федор Васильевич подошел к книжному шкафу, вынул наугад одну из книг – это оказался «Трактат об архитектуре» Андреа Палладио – и стал перелистывать страницы, пытаясь успокоиться. Но успокоиться ему не удавалось. В ушах его все еще звучал голос Осьминина, эта последняя его фраза: «Занят, очень занят, люди ждут…»

Федор Васильевич раздраженно захлопнул книгу, сунул ее обратно в шкаф и в это время услышал робкий стук в дверь. Он удивленно обернулся. Ни жене, ни сыну, ни домработнице не разрешалось нарушать его уединение в эти часы.

Не отвечая на стук, Валицкий подошел к двери, рывком распахнул ее и увидел тетю Настю.

– Что тебе? – недовольно спросил он.

– Спрашивают вас, Федор Васильевич, – робко, вполголоса, ответила она.

– Кто «спрашивают»? – подчеркнуто громко переспросил Валицкий.

– Не знаю. Гражданин какой-то. Королев, говорит, фамилия.

– Королев? – недоуменно переспросил Валицкий. – Откуда он?

– Не знаю, Федор Васильевич, не знаю откуда, – затараторила тетя Настя, – с улицы пришел, в парадную позвонил, я и открыла… Дело, говорит, важное…

– Ну, хватит, – раздраженно прервал ее Валицкий. – Проси.

Он отошел к письменному столу, повернулся и стал выжидающе смотреть на дверь.

Через мгновение на пороге появился незнакомый человек. Валицкий с недоумением оглядел этого высокого, пожалуй выше, чем он сам, пожилого мужчину, его потертый старомодный пиджак, лацканы которого слегка отгибались, белесо-синюю, должно быть бесконечное число раз стиранную, рубаху, вязаный, свившийся жгутом галстук, убедился, что никогда ранее этого старика не встречал, и сухо спросил:

– Чем могу?..

– Моя фамилия – Королев, – сказал незнакомый человек, – а зовут Иван Максимович.

Произнеся это, он умолк, точно полагая, что его фамилия, имя и отчество должны были что-то говорить Валицкому.

Федор Васильевич передернул плечами и повторил:

– Итак, чем могу?..

Королев равнодушным взором окинул комнату, на пороге которой стоял, – тяжелые бархатные портьеры, массивную бронзовую люстру, кожаные кресла, книжные шкафы – и снова устремил свой взгляд на неподвижно стоящего у письменного стола замкнутого, высокомерного Валицкого.

– Я… насчет дочки, – неожиданно глухим голосом произнес Королев.

– Простите, кого? – с недоумением переспросил Валицкий.

– Дочка моя… Вера… – повторил Королев.

– Но я… не имею чести… – начал было Валицкий, но Королев неожиданно прервал его, на этот раз строго и холодно:

– При чем тут честь? Я думал, сын вам рассказывал…

Сперва Валицкий ничего не понял. Но уже в следующее мгновение он почувствовал, как загорелось его лицо. «Этого еще не хватало!» – подумал он со смешанным чувством тревоги и брезгливости. Неужели ему предстоит выслушать какую-то пошлую историю, в которую замешан его сын?! Да, да, конечно!

Как все это нелепо, глупо! Валицкого больше всего ранила мысль, что он узнает об этом именно теперь, в такое время!..

Прием, который ему оказали в управлении, торопливо-отчужденные слова Осьминина по телефону, а теперь еще и эта, несомненно пошлая, история – все сплелось в сознании Валицкого в один колючий клубок. Федор Васильевич чувствовал, что еще минута – и он будет не в силах совладать с собой. Ему хотелось накричать на этого все еще стоящего в дверях человека, весь облик которого так не гармонировал с царящей здесь атмосферой, прогнать его, крикнуть вслед, что ему ни до чего нет дела, что ни на какой шантаж он не поддастся, что Анатолий – совершеннолетний, и поэтому…

Но хотя Валицкий и был резким и заносчивым человеком, в критические моменты полученное им воспитание иногда брало верх. Так и теперь он подавил уже готовые сорваться с языка слова, судорожно проглотил слюну и сказал, делая неопределенный жест рукой:

– Прошу садиться…

К деревне они подъехали не по главной проселочной дороге, переходящей в единственную деревенскую улицу, а с тыла, по целине. Когда Жогин остановил лошадь у изгороди, из-за которой выглядывали высокие подсолнухи, Кравцов сказал:

– Отведи ребят в избу.

– А вы? – удивленно спросила Вера.

– И я скоро. Куда мне деться с костылем? – с добродушной усмешкой ответил Кравцов, полулежа на телеге.

Жогин молча просунул руку в просвет изгороди, отодвинул на ощупь задвижку низенькой калитки и сказал:

– Что ж, проходите, гостями будете. Я сейчас, – бросил он Кравцову.

Анатолий и Вера нерешительно пошли за Жогиным к дому, почти невидимому за яблоневыми деревьями.

Поднявшись на крыльцо, Жогин толкнул ногой незапертую дверь.

– Вы в сенях подождите. Я сейчас, – сказал он и, притворив за вошедшими Анатолием и Верой дверь, исчез.

Они осмотрелись. В сенях было прохладно и сумрачно. Плотно прикрытая дверь, очевидно, вела в горницу. На бревенчатой стене висел умывальник. Под ним, на табурете, стоял таз. В дальнем конце сеней угадывалась крутая, уходящая вверх лестница.

Анатолий и Вера молчали, прислушиваясь к звукам снаружи и ожидая прихода Кравцова.

Но когда дверь снова отворилась, они увидели, что Жогин был один.

– А где же… – почти одновременно произнесли они оба, но Жогин, не дожидаясь конца вопроса, ответил:

– А товарищ Кравцов в другую гостиницу отправился. Стеснять не пожелали. Вы, значит, у меня побудете, а товарищ Кравцов решил сам по себе. У него в Клепиках знакомых ку-уда как много! А вам привет просил передать. Вот так.

Он произнес все это не спеша, с расстановкой, и трудно было понять, усмехался ли он про себя при этом или нет.

«Но мы хотим быть вместе!» – чуть не вырвалось у Анатолия, однако он вовремя подавил эти слова, вспомнив инструкцию Кравцова.

Жогин показал на лестницу и произнес:

– Чего ждете-то? Давайте наверх.

– Скажите, пожалуйста, – робко произнесла Вера, – это правда, что немцы… – Она умолкла, так и не договорив.