Валентин Черных - Москва слезам не верит

– Я не знал об этом.

– Не знай и дальше.

– Я ее все равно увижу.

– Каким образом?

– Я приеду к тебе домой, я встречу ее в институте, я имею на это право. И я хотел бы с тобой это обсудить.

– Подожди. Я посмотрю свое расписание.

Он все равно придет, подумала она. Этот вопрос надо решить раз и навсегда.

– Хорошо, – сказала она. – Встретимся в пять часов, у меня будет минут двадцать.

– Где?

– Там же, где встречались в последний раз, двадцать лет назад.

– Ты имеешь в виду площадь Восстания?

– Я имею в виду скамейку на Суворовском бульваре напротив Дома журналистов.

– Очень романтично.

– Скорее прозаично. В четыре у меня встреча в министерстве на Новом Арбате, а от министерства до этой скамейки я дойду за пять минут. – И Катерина повесила трубку.

У нее все вдруг разладилось. Она раздраженно и сварливо отчитала главного бухгалтера, которая была не так уж и виновата. Оборвала работницу, которая пыталась перехватить ее во дворе. В министерстве нахамила новому начальнику главка (он пришел вместо Петрова), хотя он был не виноват – новый человек на новом месте многого еще не знал. Начальник главка стерпел ее ехидные замечания по поводу его компетенции, но наверняка запомнит все это и со временем ответит ей тем же хамством. Что это со мною случилось, подумала она с некоторой даже растерянностью и поняла: она не хочет встречи с Рачковым.

Пока шла до бульвара, несколько успокоилась. Ее поразило, что за двадцать лет здесь ничего не изменилось. Так же играли в шахматы старики, и вокруг них так же стояли пенсионеры, анализируя каждый сделанный ход. Может быть, это были те же старики, которых она видела двадцать лет назад, хотя те, наверное, уже умерли. Это были другие старики. Двадцать лет назад их не могло быть на бульваре, они еще были крепкими пятидесятилетними мужиками!

Один из стариков учил ходить внука. На одной из скамеек сидели две юные женщины и качали в колясках детей. Вполне возможно, что та девочка, которую двадцать лет назад здесь учил ходить дед, выросла, вышла замуж, родила дочку и качает ее сейчас, читая толстый журнал.

Их скамейка была занята молодой парой. Катерина вспомнила, как она просила Рачкова найти врача, который бы согласился сделать аборт. А тот отвечал, что это ее женские дела и что этим должна заниматься их поликлиника, она даже вспомнила его слова: «В конце концов, у нас самая лучшая и бесплатная медицина в мире». И как он побежал к троллейбусу и даже не оглянулся.

Рачков увидел ее сразу. Он курил и о чем-то сосредоточенно думал. Был он в модном плаще. Красив, подумала Катерина. В таких влюбляются и двадцатилетние. На коленях Рачкова лежал букет роз. Удар нанесу сразу, решила она и, не здороваясь, спросила:

– Ты сегодня один? Без мамы?

– Мама умерла восемь лет назад, – ответил Рачков.

– Извини. И давай закончим этот разговор. Собственно, мы его закончили двадцать лет назад.

– Я хочу видеть свою дочь. – В сказанном было столько решимости, что Катерина растерялась.

– Поздно спохватился. Какая она тебе дочь? Ты ее не воспитывал. Встретив, даже не узнаешь.

– Да, я виноват, – согласился Рачков. – Да, я был глупый, молодой. Если бы ты мне сообщила, что родилась дочь, может быть, все было бы по-другому.

– Ничего по-другому не было бы!

– Девочке нужен отец, – заявил Рачков.

– Девочке? – Катерина рассмеялась. – Девочка скоро выходит замуж.

– Откуда у тебя такая ожесточенность?

– От жизни.

– Ты ведь всего добилась.

– Да, – согласилась Катерина. – Кое-чего добилась благодаря тебе.

– Здесь-то я ни при чем, – возразил Рачков.

– Именно благодаря тебе, – подтвердила Катерина. – Я тебя и любила, и ненавидела. Мне хотелось доказать в первую очередь тебе, что не важны никакие богатые родственники, что я могу добиться всего сама. Я мечтала закончить институт, получить квартиру. Я этого добилась. Не сразу, конечно. Когда я получила квартиру, у меня был соблазн позвонить и пригласить в гости тебя и твою маму. Чтобы вы увидели, как вы ошиблись. А потом я про тебя забыла. Был когда-то Рудольф Рачков, красивый парень с телевидения, мало ли что было и прошло. И хорошо, что я тогда не вышла за тебя замуж. Бог ли, судьба ли уберегли меня, но я прожила замечательную жизнь.

Она хотела сказать, что благодаря тому, что не вышла замуж, наконец-то встретила мужчину своей жизни. Но не сказала – а вдруг это его ожесточит, тогда уж наверняка он захочет встретиться с Александрой отдельно или придет к ним домой, когда там будет Гога. Она попробовала представить себя на месте Гоги, который узнает, что когда-то, двадцать лет назад, она уже обманула одного парня, представилась дочерью академика, а теперь обманула и его, разыграв роль работницы с химкомбината. Я бы на его месте решила, что эта женщина патологическая лгунья. Но я всегда хотела, чтобы как лучше, я не очень решительная. Насчет нерешительности не пройдет. Рачков наверняка уже узнал, как я расправилась с директором комбината и села на его место. Да и не только с директором.

Что же делать, что делать, думала Катерина. Мне нужно совсем немного времени, чтобы все рассказать Гоге. Рассказать все, ничего не утаивая. А сейчас пусть Рачков думает, что все может устроиться по-хорошему, почти по-семейному. Гога приезжает завтра, он наверняка сегодня вечером позвонит, завтра я его встречу и сразу все расскажу.

– Хорошо, – согласилась Катерина. – У меня до конца недели много дел. Позвони в воскресенье. Но не думаю, что Александра обрадуется твоему появлению через двадцать лет. – Катерина, не прощаясь, встала и пошла по бульвару, шоферу она сказала, чтобы он ее ждал у кинотеатра «Повторный». Она не хотела, чтобы хоть кто-нибудь знал о ее встрече с Рачковым.

Вечером Гога не позвонил. Утром Катерина уехала на комбинат. После пяти она была уже дома. Она поставила телефон рядом с собою. Гога позвонил ровно в семь вечера.

– Где ты? – спросила Катерина. – Я к тебе приеду.

– Я звоню из автомата рядом с твоим домом.

– Поднимайся быстрее!

Катерине казалось, что время остановилось. Наконец она услышала шум поднимающегося лифта. Лифт остановился на ее этаже. Но в дверь не звонили. Наверное, соседи, подумала она, и тут раздался звонок. Катерина распахнула дверь. Гога вошел с поднятыми руками. В одной сверток, перевязанный шелковой лентой, в другой большой букет астр.

Катерина обняла его и целовала, целовала, целовала, а он так и стоял с поднятыми руками. Катерина отпрянула, увидела его нелепую позу, рассмеялась, взяла цветы, сверток.

– Это вам с Александрой, – сказал Гога.

– Есть хочешь? У меня все готово.

– Хочу. – Гога снял свою кожаную куртку, повесил ее.

Катерина отметила белизну рубашки, она даже почувствовала запах крахмала. Ботинки сверкали, на брюках безукоризненная складка, ремень из хорошей кожи.