Аркадий Вайнер - Я, следователь..

Я сошел на Студенческой и увидел, что напротив станции, рядом с поликлиникой, открылся новый магазин. Огромная вывеска – «Магазин „Рассвет“. Все для слепых». Эта вывеска меня ужасно расстроила. Было в ней что-то бездумное, и мне вдруг стало обидно за слепых и за тех хороших людей, которые придумали для них специальные приборы, книги и таблицы и добрый труд которых осквернила плоская фантазия чинуши, ответственного за социальный прогресс среди обездоленных людей. Это же ведь надо придумать такое -магазин для слепых назвать «Рассветом»! Я плюнул от досады и вошел в подъезд поликлиники.

Потом я разговаривал с медицинским регистратором Князевой, подсчитывал, прикидывал и понял, что должен чувствовать слепой в магазине «Рассвет»…

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Евдокии Князевой

…Вопрос. Скажите, кто из врачей отсутствовал на работе 30 августа?

Ответ. Осмотрев журнал учета выхода на работу, могу показать – 30 августа на работе не было: доктора Кузнецовой, заместителя заведующего зубопротезным отделением; доктора Пилецкой, стоматолога; доктора Абуладзе, стоматолога; доктора Иванцова, рентгенолога.

Вопрос. По каким причинам они отсутствовали?

Ответ. Кузнецова и Иванцов были больны. Пилецкая с десятого мая в декретном отпуске. Абуладзе с четвертого августа по второе сентября был в очередном отпуске…

Допросил Следователь.

Ряды стульев в длинном коридоре зубоврачебной поликлиники были пусты. Из кабинета с табличкой «Стоматолог О. Абуладзе», держась за щеку, вышла женщина. Я выключил пропагандистский стенд с рекламой своевременного зубоврачевания и пошел в кабинет.

Абуладзе разговаривал с кем-то по телефону.

– Гаумарджос, гаумарджос, шени… Хо, батоно!– кричал он в трубку и весело хохотал. Прикрыв микрофон ладонью, он спросил меня:– Вы от Воскресенского?

– Дело в том, что я…

– Садитесь, дорогой, садитесь,– он указал на зубоврачебное кресло.-Я сейчас…

В зубоврачебном кресле мне делать было нечего – зубы у меня все здоровые. Но, оглядевшись, я стула не нашел и обреченно уселся в кресло. А он все разговаривал по-грузински и все время смеялся, синкопируя гортанную речь постоянным возгласом: «ара, ара!» – отрицательно качая головой -видимо, ему предлагали что-то очень смешное и совсем ненужное, а он все время отказывался.

Наконец он положил трубку и, направляясь к умывальнику, сказал нараспев, как давным-давно кричали во дворах старьевщики:

– Зубы выдираем – починяем – заменяем! Доставайте свои зубы, мой дорогой, смотреть будем…– и намыливать смуглые красивые пальцы.

– Видите ли…– начал я, но Абуладзе снова перебил меня;

– Знаю, знаю, дорогой. Николай Иванович уже говорил мне, что вы трусишка, Но вы не бойтесь, я только посмотрю.

Абуладзе говорил почти без акцента, и лишь манера разговора да некоторая гортанность выдавали в нем кавказца. Я смотрел на него, машинально покручивая бесчисленные рукоятки и рычажки зубоврачебного механизма, и решал – воспользоваться мне возникшим недоразумением или не стоит.

Наконец я сказал осторожно;

– Я к вам заходил в начале месяца…

– В начале месяца я был в отпуске, – довольно сказал Абуладзе, размял сигарету, прочно уселся на белую тарелку вращающегося табурета, закурил, явно расположенный к неспешной беседе со знакомым какого-т мне неизвестного, но, по-видимому, значительного Николая Ивановича.

– Хорошо отдохнули?– вежливо поинтересовался я.

– О, замечательно! И в доме отдыха побывал, друга в Ленинграде навестил. Погуляли-и…– мечтательно прикрыл глаза пушистыми длинными, просто девичьими ресницами Абуладзе. И пояснил доверительно: – Он как раз «Волгу» получил…

– Ну-у! – «пощупал» я почву.-"Волга"-это вещь!

– Ах, какая вещь! -с восторгом закричал Абуладзе.– До Москвы за восемь часов доехали!

Я переспросил с сомнением:

– За восемь? Что-то больно скоро?

– Пожалуйста, не удивляйтесь, дорогой. На сто сорок шли, – с горделивой скромностью сказал Абуладзе

– Неужели сто сорок?– все-таки «удивился» я.

– Именно,– подтвердил Абуладзе.– Это все Алеша – поковырялся полчаса в моторе – как зверь тянуть стала,– и добавил с нескрываемым восхищением:– Вот что значит классный автомеханик!

Легко дававшаяся игра уже захватила меня, и я сказал мечтательно:

– Я бы тоже в Ленинград съездил. Остановиться, жаль, негде. У вас-то друзья…

– Друзья ни при чем. Я, как князь, в «Астории» жил,– сказал Абуладзе хвастливо и взял с инструментального столика шпадель.

– Одну минутку…

– Я же сказал вам – не бойтесь. Открывайте рот!

– Я не боюсь. Я хочу вас спросить…

– Ничего не надо спрашивать. Я только посмотрю…

Все-таки я спросил:

– Вы почему не были прописаны в «Астории»?

– Что-что?– Абуладзе был явно озадачен.

– Я спрашиваю, почему вы в «Астории» не прописались?

Он некоторое время оглушенно смотрел на меня, потом нащупал вопрос-ответ:

– Простите, но Николай Иванович… Вы ведь от Николая Ивановича?

– Нет, Отари Георгиевич. Это недоразумение…– спокойно сказал я.

– Тогда я не понимаю, что вам нужно…

– Мне нужно узнать, почему вы не прописались в «Астории».

– Ничего не понимаю,– растерянно развел руками Абуладзе.– А кто вы такой?

Я сказал с нажимом;

– Я – следователь.

– И вы – ко мне?! – не удержался от нелепого вопроса Абуладзе.

Я промолчал. Абуладзе вдруг взорвался:

– В чем дело, не понимаю?! Что у вас там, в «Астории», случилось? Пальму из кадки украли?

– Там много чего случилось, – сказал я задумчиво. Абуладзе пожал плечами:

– Ну, что же, могу объяснить. В «Астории», как всегда, не было мест. Но там занимал отдельный номер друг моего отца. Вот у него – на диване – я и жил.

– Как князь? – зло ухмыльнулся я, ощущая вместе с тем убедительность объяснения Абуладзе. Но самое главное сейчас – где он был в день убийства…– Когда приступили к работе?

– Третьего сентября.

– Я хотел бы в этом убедиться.

– Это очень просто,– сухо сказал Абуладзе, и по его лицу было видно, что он начинает отдавать себе отчет в том, что я действительно следователь и что он попал в какую-то странную историю.– А что все-таки случилось, почему вы меня об этом спрашиваете?

– Потому, что мне все это интересно знать,– холодно сказал я, давая понять, что мой «интерес» – вещь официальная, обязательная и бесспорная.

– Пожалуйста,– смирился Абуладзе.– Вот карточки моих больных за третье сентября…– Он лихорадочно выдернул из картотеки несколько карточек, в которых были видны записи, четко датированные «3.1Х», «3.1Х», «3. IX»… Глядя на меня, он сказал обиженно: -Если вам это нужно -спросите у них… И еще сто человек подтвердят.