Анатолий Курчаткин - Звезда бегущая

— Пойдемте, — позвала его Нина Елизаровна. И ответила, взглядом на ищущий взгляд Евгения Анатольевича; что теперь поделаешь, влипли!

Она ушла со слесарем в ванную, и то недолгое время, что их не было, Евгений Анатольевич все мучился, надевать пиджак, так скомканно, так к о м п р о м е т и р у ю щ е валяющийся на кресле, или не надевать. И в конце концов надел.

Нина Елизаровна ничего не поняла из действий слесаря в ванной. А тот, померив что-то и у расколотой раковины, похмыкал и пошел обратно в комнату.

— Что, хозяин, — сказал он Евгению Анатольевичу с порога, — когда покупал, глазами-то не смотрел?

Евгений Анатольевич потерялся.

— П-простите, н-но…

— Объясните мне, в чем дело, — дотронулась Нина Елизаровна до плеча слесаря. — Мне, я вас прошу. Мне.

Слесарь повернулся.

— А! Ясно. У меня у самого то же: баба хозяйка в доме. — И добавил через самую малую паузу: — Тридцать два сантиметра кронштейны нужны!

— Какие кронштейны? — недоумевающе спросила Нина Елизаровна.

— Какие-какие? Тридцать два сантиметра, говорю.

— Это, Нина, такое профильное литье… — торопливо влез с объяснением Евгений Анатольевич. — Штуки такие железные, на которых раковина стоит.

— Ну и что? — выслушав объяснение Евгения Анатольевича, снова посмотрела на слесаря Нина Елизаровна. — Ничего не пойму. Вы их от меня, что ли, хотите?

— А вы бы от меня хотели? — сказал слесарь. — У меня их нет.

— Что значит нет? А сейчас раковина на чем стоит?

— На кронштейнах.

— Ну, так и ставьте на них!

Слесарь, усмехаясь, покрутил головой.

— Ох, народ! Ох, народ!.. Раковину-то, говорю, какую купили? Под тридцать два сантиметра. А у вас сейчас — двадцать семь. Как я ее на них поставлю? Никак! Так что все, хозяева, говорил же — посмотрим на ваше поведение.

— Постойте! Постойте… — голос у Нины Елизаровны упал. Она еще не постигла происшедшее во всей полноте, но ясно было, что дело с раковиной оказывалось много сложнее, чем предполагалось. — Как же так? Так долго мы ее не могли купить… собрались наконец. Так трудно было везти… Да не может же быть, что у вас нет этих кронштейнов.

— Нет, хозяйка! — поднял с пола свой раззявленный портфель слесарь. — Нет! Откуда? Мы же не строительная контора. Нам не дают никогда.

— Чепуха какая… Так мы, получается, еще и кронштейны сами доставать должны?

— А что, я вам доставать должен? — Слесарь двинулся к выходу из квартиры, и Нина Елизаровна принуждена была пойти за ним. — Раковина не у меня треснула. Надо было, как покупать, линеечкой-то померить.

Умело управляясь с чужим замком, он с ходу открыл его, распахнул дверь и с размаху захлопнул за собой — Нина Елизаровна не сумела сказать ему больше ни слова.

— Вообще, Нина, — услышала она за спиной голос Евгения Анатольевича, повернулась и увидела, что он вышел в прихожую вслед за ней, — вообще, конечно, прежде чем покупать…

Нина Елизаровна почувствовала, что ее разбирает неудержимый смех. Надо же, чтобы так все нескладно было. Надо же!.. Она покрепилась, покрепилась еще — и не удержалась, так и зашлась в смехе. Смеялась, не могла остановиться и махала Евгению Анатольевичу рукой, веля ему молчать. Как растерялся, когда тот его хозяином назвал…

— Ой!.. — простонала она сквозь смех. — А ты и пиджак надел…

Евгений Анатольевич смущенно зачем-то оглядел себя и быстро снял пиджак. Повесил его на вешалку у стены и попытался обнять Нину Елизаровну.

— Нина! Ты что, Нина?

Нина Елизаровна отстранила Евгения Анатольевича. Смех все не оставлял ее.

— Ой, боже мой! Это надо же… надел…

Евгений Анатольевич молчал теперь, ничего уже не понимая.

Держась за грудь, в полном изнеможении от напавшего смеха, Нина Елизаровна прошла мимо него в комнату, посмотрела на будильник. Времени до выхода на работу было у нее еще вполне достаточно, но она сказала сквозь всхлипы:

— Знаете, Женя, мне уже, оказывается, и на работу пора. Собраться да уходить.

— Нет, Нина! — снова попытался обнять ее Евгений Анатольевич. — Как же так? Нет, Нина…

Нина Елизаровна промокнула пальцем слезы в углах глаз, коснулась губами щеки Евгения Анатольевича и вновь отстранила его.

— У нас еще будут встречи, Женя, еще будут. Не торопись.

И опять совершенно неожиданно для себя, не в силах удержаться, засмеялась.

Войдя в квартиру, прямо в плаще, не разуваясь, Лида прошла на кухню, где обычно оставляли друг другу записки, взяла со стола записку матери, быстро пробежала ее глазами. Бабушку мать накормила бульоном с сухарями, а ото всего остального бабушка отказалась, слесарь, вызванный вчера, приходил, но раковину не поставил, а почему, мать обещала рассказать потом.

— Ну, потом так потом, — сказала вслух самой себе Лида. Почему не поставили раковину — не очень интересовало ее. Главное, что бабушка, как все последние дни, хоть и немного, но поела, то есть чувствовала себя неплохо.

Марина, пока Лида была на кухне, успела уже раздеться.

— Люблю, Лидка, почему-то у вас бывать, — проходя к комнате, останавливаясь на пороге и окидывая комнату долгим взглядом, сказала она. — Прямо наслаждение какое-то испытываю. Не знаю почему.

— В чужом доме всегда все кажется лучше, — раздеваясь, отозвалась Лида.

— Нет, наверное, знаю почему. — Марина ступила за порог. — Вот из-за этого ружья. Из-за твоей бабушки. Есть твоя бабушка, висит это ружье… и что-то такое в душе сразу… вот будто бы я не только сейчас живу, но и прежде жила…

Она остановилась напротив медвежьей головы, потянулась рукой, чтобы дотронуться до ружья, но Лида, тоже уже раздевшаяся, как раз в тот момент вошла в комнату.

— Не трогай только! — остановила она Марину. — Извини… Но ты же знаешь. Не надо. Как-то уж так у нас принято. Оно у нас после дедушки чем-то вроде идола… Мать считает, что оно заряжено.

— Семнадцать лет как дедушка умер, и все заряжено?

— Да я думаю, — Лида усмехнулась, — мама это выдумала в свое время, чтобы мы не трогали. А может, и правда. Не знаю.

— К бабушке мне как, можно зайти? — спросила Марина.

Лида отрицательно покачала головой.

— Подожди, я одна сначала.

Дверь в бабушкину комнату, как и обычно, была закрыта, разве что неплотно. Лида толкнула ее, зашла туда и закрыла дверь за собой.

Марина села в кресло возле журнального стола и снова обвела комнату долгим взглядом.

— Гляди-ка, как я… — проговорила она вполголоса, — что обнаружила: будто бы я не только сейчас живу… Гляди-ка. Оказывается, и такое необходимо. Вот уж странно. Совсем ничего это не дает в жизни, ровным счетом ничего, а однако…

Дверь бабушкиной комнаты открылась, и вышла Лида.

— Нет, Мариночка, — сказала Лида, вновь плотно закрывая дверь за собой. — Она стесняется. Там запах…